Сибирские огни, 1974, №11

как может хохотать ребенок или человек, чья совесть навсегда чиста. — Ну, а среди европейцев?! — спросил он, в с е еще смеясь. — Я знаю их книги, иные— чту. Но это — наука, ей нужны века на решительные изменения, а отдельному человеку назначены короткие сроки Я ваш читатель, а в некотором роде и жертва... — Признаться, я в других метил: все больше ® Клейнмихелей да в Незабвенного. — Я Бельтова давно читал, преклонялся перед ним, но к себе не прикладывал. А после Карпат перечел и взвыл. Идут годы, на мне золо­ то мундирное нарастает, как чешуя на рептилии, а что я сд елал ? Что ус­ пел? Потом прочел «С того берега», Колбасин дал, из первых книг, что попали в Петербург, там есть страшные слова: «у нас дома нет почвы, на которой стоял бы свободный человек!» — Как же вы — остерегаетесь книг, теории, а главный поступок жизни по книге делаете. — Нет! — горячо возразил я.— Я готов пойти за плугом, на паперти встать за подаянием, но только в республике; еще с р о к— и монархия убьет во мне человека. — Если я ск ажу — «нет»,— разве вы по слушаетесь ?— Он сложил полные руки на груди и смотрел на меня .в упор. — Но если вы ск аже т е «да», я с легким сердцем пересеку Атлантйк. — Отчего же вы не избрали Европу? Она приняла много изгнан­ ников. — Моя финансовая часть слишком скудна для независимой жизни в Европе. Европа предала республику, преклонилась монархии, а я хочу увидеть единственную в наш век республику.— Я приметил поспешив­ шую к омнибусу Надю, лоснящиеся крупы лошадей и поместительный, стронувшийся с места экипаж. Надя уехала, и у меня отлегло от сердца. — Что вы намерены делать в Североамериканских Штатах? — Куплю ферму, буду сеять хлеб. Док ажу , как много может сде­ лать с в о б о д н ы й человек. — На земле станет одним фермером больше! Не мало ли, д аж е и для поклонника Бельтова? — Это начало: я укреплюсь и создам коммуну. — Книжные мечты, господин Турчанинов! В Америке есть дух тов а ­ рищества, финансовой ассоциации, но ни нашей русской артели, ни сель­ ской общины нет. Там личность соединяется с другими только на извест­ ное выгодное дело, а вне его жестоко и ревниво отстаивает свою отдель­ ность. Скучная страна Америка! — округлил он мысль. Горько мне было услышать эти слова. Я отвернулся от окна, оно мне было теперь не нужно, и стоял опустив голову. — Знаю, что у вас на уме,— спокойно ска зал Герцен.— Полнейшая перемена взглядов, измена вчерашнему идеалу! Нет и нет! Я всегда ве­ рил в способность русского народа, я вижу по озимым всходам , какой может быть урожай! В бедных, подавленных проявлениях его жизни я вижу неосознанное им средство к тому общественному идеалу, до кото­ рого сознательно достигла европейская мысль. Не возвращение прошло­ го, нет! История не возвращается; жизнь богата тканями, ей не нужны старые платья. Но если мы вернемся к артели работников, к мирской сходке, к казачеству ,— он увлекся и показал на меня рукой, будто я был живым подтверждением этой исторической возможности,— очистив их от азиатчины, от дикого мяса,— вот оно, наше призвание. — Возможно ли такое среди деспотии, казнокрадства, батогов и хо­ ругвей?! Когда задушено и дело, и слово?! — Вчера — невозможно, завтра станет возможным. Вы боитесь з а ­ киснуть в фантазиях, но и коммуна на фурьеристский лад — та ж е иссу­ шающая фантазия. Этакий казарменный фаланстер, спасение для уста-

RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2