Сибирские огни, 1974, №11

— Не часто вам приходится видеть у себя разом столько русского золота? — спросил я, отступи® и приглашая разглядеть мундир. — Россия знала славные мундиры,— Герцен остро поглядел на меня. — С них сорвали эполеты, и тогда они стали славными,— ответил я.— А я довез свой до Альбиона в целости: лавочникам лестно поглядеть. — Хотя мундир и единообразие — давние страсти деспотизма, с е ­ годняшняя Европа все более прельщается ими.— Он усадил м ен ян а стул, а сам похаживал нешироко у стола, на котором лежали книги, свежие газеты и листы рукописи, прерванной моим приходом.— Не жарко ли вам будет: лето в Лондоне душное. Я легко, с насмешкой над собой, с к а зал , что назначил себе это ис­ пытание — не снимать мундира в победившей Европе, не облегчать се­ бе жизнь цивильным маскерадом. «Omnia mea mecum p o r t o » 1— з а ­ ключил я свое покаяние. — Совершенно в русском духе! — впервые улыбнулся он.— Н а ­ кладывать на себя добровольную эпитимию! И посещение моего дома вы положили себе как кающийся грешник? — Я к вам с делом.— Я поднялся. Хозяин не садился, а он был старше меня и знаменит.— У меня почта от господина Колбасина.— Уже я достал пакет из портфеля.— Колбасин адресовал пакет Ферди­ нанду Шнейдеру, но я не з а с т ал Шнейдера в Берлине. Адрес ваш я по­ лучил у господина Тхоржевского... Он уже не слышал меня: петербургские бумаги завладели им в с е ­ цело. Он покачивал пакет на ладони, потом положил его среди бумаг, походил, щурясь на него, в з я л со стола ножницы и тонко срезал край пакета. — Мне непременно надо открыть его! — винился он передо мной, привычно работая пальцами, извлекая пачку бумажных листов.— Я — господин любопытный, жадный до новостей... Вот вам последняя книга «Полярной звезды», в России вы ее еще не видели... Я недолго, я чи­ тать не стану. Он говорил, а гла за уже бежали по строчкам письма, а следом, и рукописи. Выражение лица сделалось дерзким, теперь никто бы не ска ­ зал, что он старше меня на десять лет, а по тяжести утрат, по истовости труда — на горький век. Герцен ходил по кабинету, то замедляясь, з а ­ держиваясь на каком-то листе, то перекидывая их быстро, кружа у сто­ ла и потряхивая темной гривой. Я встал у окна, смотрел наружу, поверх стены в бутылочных оскол­ ках, и был вознагражден: по тротуару шла Надя, наклонив голову, з а ­ ставляя себя не смотреть в окна дома. В целой Европе для меня не бы­ ло тогда современного человека, чтимого выше, чем тот, что дышал за моей спиной, но на миг я забыл и о нем; видел только Надю, от ма ­ леньких ботинок, незанятой руки в серой перчатке, до высокой шеи, на которой всегда так обнаженно и беззащитно бьется жилка, и открытых светлых волос: шляпку она д ерж ала в левой руке. Сердце сжало с ь тре­ вогой: она был а женщина и дитя, которое я вывел на чужой перекре­ сток, и сколько еще ей суждено идти вдоль незнакомых палисадников, ворот, оград, чужих подъездов? — Вы опасаетесь сл ежки ? — отрезвил меня голос Герцена. Я не сразу понял его. Он странно посмотрел на меня, на .пакет, б е з ­ успешно ст ар а я сь с в я з а т ь нас, .или, по крайней мере, меня и Колбасина. — Я зауряд-курьер, Александр Иванович, и не охотник до чужих лавров. Он почувствовал горечь моих слов, а во мне была потребность че­ 1 Все мое ношу с собой (лат.).