Сибирские огни, 1974, №11

Генерал рассказывает мне свою жизнь, рассказывает quatitatim — ло каплям, малыми дозами. А вчера я слышал его скрипку и все еще под ее впечатлением. Я услышал скрипку, когда поднимался по чугунной лестнице; поначалу трудно было поверить, что звучит только один инст­ румент, столько было в звуках глубины и голосов. Я переступал со сту­ пеньки на ступеньку неслышно, боясь помешать музыке. Старик не дер­ жал ся одной пьесы, сначала мне почудились фразы из «Воспоминания о Моцарте» Алара, потом вступил Паганини, с такой силой, какая не часто случалась после смерти великого музыканта. Эту музыку можно было слушать часами, д аже и на смрадной лестнице, не сняв намокшего паль­ то. Но скоро она окончилась, смычок заиграл дурно, музыкант сбился с дыхания, казалось, он теряет разум. В коридор выскочил маленький че­ ловек в сером халате, он стал колотить в дверь генерала и обиженно кричать: «Свинья! Свинья! Зачем испортил!» Я сбежал вниз, опасаясь встретить Турчина в такую неподходящую минуту, и, переждав, поднял­ ся, постучал и вошел к нему. Турчин стоял у постели, сжимая левой ру­ кой пальцы правой. Он поспешно задрал край одеяла, укрыв скрипку, и смотрел на меня, допытываясь, слыхал ли я музыку. Я и виду не подал. Помнишь старый, распавшийся на тетради, экземпляр твоей книги «Русский среди американцев»? Если можешь, пришли тетрадь, где опи­ сан Радом и твое знакомство с генералом. Может случиться удобная ми­ нута, я покажу и ему, но скорее всего для меня одного». Глава пятая Я уже обмолвился о том, что перед севастопольской войной свел знакомство с петербургским издателем Колбасиным. Узнав, что я еду на воды и буду в Берлине, он дал мне пакет для своего немецкого собрата Фердинанда Шнейдера — Берлин, Унтер ден Линден, 19,— намекнув, что пакет этот лучше никому не показывать, но, впрочем, добавил он с ухмылкой: «кто же станет спрашивать, хоть и на границе, у гвардейского полковника, едущего на воды с молодой супругой — княжной!» Судьба пакета тревожила Колбасина, и он явился ко мне еще раз. При этой встрече Колбасин решился открыться, сделать меня своим сообщником: могло ведь случиться, что я не застану Фердинанда Шнейдера на Унтер ден Линден, и вдруг вздумаю вернуть пакет в Петербург почтой. Он ск а ­ зал, что пакет назначен Александру Ивановичу Герцену, и дал лондон­ ские адреса издателя Трюбнера и книготорговца Тхоржевского,— я мог бы отправить им пакет из Берлина. Имя Герцена было если не знамя, за отсутствием тогда в России по­ литической партии,— то тайным паролем для всех, кто презирал ушед­ шее царствование и не слишком обольщался новым. Иные его сочинения мы читали, как верующие Библию, а один из его героев, Владимир Бель- тов, послужил нашей дружбе с Надей: она повинилась позднее, что при первых встречах в Варшаве, когда я дичился и помалкивал, ей откры­ лось во мне нечто бельтовское, его одиночество и усталость сердца. О Бельтове речь впереди — мы его читали не раз, сначала бредили им, верили, что жизнь его не угаснет без пользы, а, повзрослев, устрашились его судьбы, напрасной, непоправимой растраты сил. Случай открывал нам дорогу к Герцену, и мы решили перед Атлантйком спросить его; о дучшем оракуле нельзя было и мечтать. Историческая память нужна не меньше, чем сама история,— они не­ раздельны. За полвека американской жизни я постиг это впол­ н е - з д е с ь жизнь еще без истории, она в зародыше, еще она не более, чем семейное предание, легенда изустная, с легенды же спрашивают не ис