Сибирские огни, 1974, №11
— Мой круг, действительно, беден! Ни крепостных, ни тягла, ни д а же имения приличного!... — И что же, решили поправить дела? — Ка зало сь , в руках у него шпага, он наносит мне кровавые уколы, а я стою нагой, не защищенный и сукном.— На приданое рассчитываете? Каких сил стоило мне не оскорбить его, но Надя наверху, в мезони не, Надя ждет ; подходя, я заметил ее в окошке. — Наши мнения о жизни — мои и вашей дочери — исключают корысть! — Посадите ее на хлеб и воду? В бедность обратите, в нужду! У в е зете ее на Аксай, в камыши, обречете бессмысленной жизни! В чем же ваша честь? Долгие месяцы рядом со мной и ни слова о вашем сговоре, игра... игра и казацкие хитрости. Вы и стр е л я ли с ь -т о , голубчик, хитро, так, чтобы полковой успел руку отвести! Ах, напрасно, напрасно! Как он страдал, обманутый ревностью, как верил, что перед ним пройдоха, искатель денег. Но и мне не легче; гнев кружил голову, я не узнал своего голоса, когда хрипло, срываясь, выкрикнул только два слова: — В аш е сиятельство!... — Какой ж е я простак, господь милосердный! Мне бы дать вам з а стрелиться. Д а вы не стали бы, не стали! Та ночь — вся ложь, только и правда, что ваша измена! Я уже уходил, готовый распахнуть дверь пинком, вышибить ее пле чом, на ней выместить отчаяние. — Мне бы предать вас суду... как вы того заслуживаете... Предать суду, пока не поздно. — Я призываю в а с привести свою угрозу в исполнение. И обещаю подтвердить все, каждо е ваше слово, хотя свидетели и мертвы,— с к а зал я, уходя. Он бросился з а мной в прихожую, слепая ревность сделала его глу хим к рассудку. — Мне бы вас австрийцам выдать! — закричал он.— Австрийскому скорому суду! — Надеюсь, и наш не оплошает, ваше сиятельство. Хватит и прыти и параграфов! Мои старосветские отец с матерью, среди забот о вареньях и солень ях, о поправке дома неподалеку от Новочеркасского острога, в привыч ном кругу, среди семейных праздников, приказных дел, мадеры, домаш ней медовухи, знаменитой запеканки-травника и архипелажских вин, д а же и не подозревали, в какую беду попал их сын. В войну теперь снова вступила Надя. Е е кампания о к а з ал а с ь короче моего карпатского похо да, но победа двусмысленностью своей напоминала нашу. Жестокое ус ловие! Наш союз признавался, но брак откладывался на годы. Мне над лежало отправиться в Петербург, в Академию Генерального штаба. Н а ступил мир, генералы, д аж е и умные, не предвидели близкой войны, а без артиллерийских громов я слишком долго мог пребывать в субалтернах, представляя ничтожный интерес для княжеской фамилии. Вместо с в а дебного стола, я получал откомандирование в далекий Санкт-Петербург, в классы Академии. Расчет отца был прост; разделенные равниной в ты сячи верст, мы с Надей излечимся от блажи . А нам с ней только и не х в а тало препятствия, вырытой другими пропасти, подмостков для подвига чувств и духа. Я жестоко страдал разлукой, Наде выпало испытание тру днее: она не получила Петербурга, новизны, неожиданных знакомств и открытий, и надо было обладать ее волей, чтобы, живя в Варшаве, прохо дить свои классы, свою науку, не уступающую моей. Она успела в я зы ках, в истории, в литературе древней и современной, а в зрелости мысли превзошла многих воспитанников Академии; женский ум, не отягощен
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2