Сибирские огни, 1974, №11

артиллерийского поручика, расска зал о ночном поступке и о неосмотри­ тельной пуле. Во т тут-то и подняло к варшавским небесам пороховой погреб! На ­ дю бросило ко мне через весь гарнизонный поселок; я домашнем платье и наброшенной амазонке, с упавшими на спину волосами, она бежала, не замечая прохожих. Не казнь упала на меня — хоть я и стоил ее,— а прощение и любовь. В один миг мы перешагнули месяцы сближения, не­ внятного шепота, наивных з н а к о в любви, щедро описанных романи­ стами. Ра злука , опасность моей гибели и чужие преступления,— все сме­ шалось, подготовляя взрыв, а нерасчетливость отца, как подожженный шнур, подвела к этой смеси огонь. Когда мы очнулись, в комнате не бы­ ло ни хозяйки, ни денщика. Мы сели на кушетку. Надя трогала мой лоб пальцами и, пригнув мою голову, губами искала шрам, жал ел а , что воло­ сы отросли, что не ей пришлось врачевать меня; она д ерж ала с ь , как старшая,— это осталось у нас на всю жизнь,— и только одно повторяла, ротряхивая головой: — Как вы могли?! Как решились? Как посмели сделать такое над собой?! — Я тотчас ж е отправлюсь к вашему отцу! — В о мне поднялась та­ кая решимость, после многих лет б и р ю ч е с т в а , такая пробудилась энергия, что я готов был бежать к полковому. — Прежде надо мне подготовить его... Он не станет вас слушать. Я не сразу понял, что крылось з а ее осторожностью: мое худород­ ное дворянство или собственный мой малый чин? Ока зало сь — ревность отца, воспитавшего дочь без матери, страх одиночества. — Он добр, а меня любит, как никто больше не будет любить. К а ­ жется, он согласился бы видеть меня христовой невестой, только бы не отдавать другому. — Тогда я непременно иду к нему! Она рассмеялась насмешливым, превосходящим собеседника смехом. — И я ведь люблю его не меньше, и не вижу жизни отдельно от не­ го. Во т к вам я пришла вдруг... не знаю, может быть, вы и осудите это, а уйти от него вдруг — нельзя, это — убийство. И уже мне не до отца: я целовал ее руки и клялся, что никогда не стану судить ее за этот шаг. Случалось ли вам взять в ладони лицо любимой, чтобы оно легло по­ койно, все, как голова младенца в руки матери; смотреть и смотреть, запоминая черты, не решаясь поцеловать, чтобы не разрушить прекрас­ ный и почти нематериальный мир, и, вместе с тем, беря его влекущую, единственную материальность, дыхание живой плоти; взять в ладони и смотреть, смотреть, пока остальной мир не расплывется, не канет в ту­ ман, оставив тебе только эту тайну, этот сосуд драгоценный?.. Отец повел себя со мной грубо. Окажись я в долбленом донском челне посреди бурного океана, я бы чувствовал себя уютнее, чем в гости­ ной бывшего полкового. — Как ж е это вы так,— вдруг, очертя голову? А ваши мать и отец? Или для вас они ничто? — Они не станут мешать моему счастью. — Ловко ж е вы устраиваетесь... у себя в захолустье! — Он подбирал слова побольнее-— А ну, как я не поверю? — Извольте! Я поскачу на Азов, загоню не одну лошадь, и обратно. Я сдерживал себя, унижался, а он и в готовности моей увидел толь­ ко поспешность, жадность заполучить в жены княжну. — З а что ж е лошадей истязать?! — корил он меня.— В н а ш е м кру­ гу так не заведено, поручик. Я не ретроград, однако ж е с в а т о в с т в о имеет свои правила и обычай.