Сибирские огни, 1974, №11

Н О . Поручик уже почти достиг своих пушек, когда ему повстречался полковой командир, князь Л. « — Где вы были, поручик? «Поручик молчал: ночного приключения не ра с скаж ешь в немногих словах, а для многих нет времени среди боя. Вид его не внушал распо­ ложения; повинный взгляд, непокрытая голова — фуражка потеряна, исцарапанное ветвями лицо, изодранный мундир. « — я отрешаю вас до окончания боя,— ск а зал полковой и протя­ нул руку за пистолетом.— Отправляйтесь под домашний арест. «Вокруг разгорался бой, а безоружный поручик шел мимо своих пушек и орудийной прислуги, которая видела, как князь Л . отнял у их офицера пистолет. Он достиг з амка , вошел в комнату, где оставил пот­ ник, седло и кожаный, словно из ржаво го ж е л е з а кованый, сундучок; сундучок слыхал громы кутузовских походов, да попал, видно, не в те руки... «В эту ночь поручик сложил ся более, чем за семь лет прозябания при Новочеркасском арсенале. Думал он не о суровой каре, когда он ничего не утаит перед князем из ночного происшествия,— и не о буду­ щей своей судьбе, черты которой затмились глухо,— поручик ра змыш ­ лял о высшем назначении человека. Отчего так охочи люди подчинять себе других? Сколько выслушал он преданий о казацкой вольнице, о выборных донских началах, о природном неподчинении истинного ка зака и патриархальных свободах: но где они на Дону? Стоило Александру 1 пожаловать казацкой старшине дворянство, в уплату за ревность и службу Войска Донского, стоило монаршей милостью переделать бри­ гадиров на полковников, войсковых старшин — на майоров, есаулов — на ротмистров, сотников — на поручиков, а хорунжих — на корнетов, дать Дону дворянские у ч р е ж д е н и я и предводителей дворянства, и на земле Донской воцарилась не новая правда и понимание нужд ближ ­ него, а постыдное рабство. Пяти лет не прошло, а уже в вольных преж ­ де степях мыкали горе к р е п о с т н ы е души, счетом под сто тысяч, а все потому, что какой ж е ты господин, если не вполне сел на чужую спину? Было время, на Дону говаривали,'— на отце воду важивали , а к сыну и с хомутом не подходи! А вышло иначе; на многие десятки ты ­ сяч надели хомут, железные удила в рот и кольцо в нос, как рабочему скоту; кнут невозбранно гуляет по иссеченным спинам, чтобы другие могли в дорогих колясках ездить, отсылать ка зачат в иностранные пан­ сионы и есть на серебре. Но в жилах у них — и у тех, кому железные удила забили дыхание, и у тех, чьи столы ломятся от серебра,— течет одна кровь; Русь им начало и мать, а они навсегда враги. И минет ли это от падения тирании или это вечное проклятие в человечестве, моро­ вая язва, исцеления которой будут искать века и найдут ли? В Варша в е он мнил себя братом Людвика и других поляков, и не славянство род­ нило их, хотя немало было речей и о славянстве. В чем оно, общее с л а ­ вянство Людвика и его? В патриархальной русской церкви? Но он от­ ринул церковь вместе с богом, и д аж е прежде бога, а Людвик — бла г о ­ зерный католик, разрушительный враг старославянского богослужения. А загремели венгерские колокола, во з з в ала к Европе республика, ее трехцветные знамена, и еще красные, с вышитым посреди гербом, зн а ­ мена, и Людвик тут, против него. И сам поручик, казнясь неисполнен­ ным долгом офицера, не каялся ни в чем. Он не заходил так далеко в мыслях, чтобы видеть себя венгерским инсургентом, хотя и стоял уже между армиями, не зная, кому отдать горячее сердце. «Князь Л. вошел в комнату быстрым шагом, но остановился вне­ запно, оттого, что в долине, у горной речки, ударили з алпы Он помнил