Сибирские огни, 1974, №11

как поступить? Старик ненавидит австрийцев — ну и пусть его, это их домашние счеты; ведь и у него самого сочувствия к Габсбургам ничуть не больше, чем к российскому самодержцу. Однажды на привале по­ ручик спросил у заряжающего , знает ли он, зачем пришел в чужую з ем ­ лю? «Как я е знать! — вскричал находчивый к а з а к .— Немцев з а уши из грязи вытаскивать!» Бо г с ней, с Австрией,— одолжение, которое ей сде­ лал сегодня Санкт-Петербург, еще откликнется изменой и вероломством, ибо есть одолжения унижающие, зовущие к отомщению, и нынешняя, щедрость русского двора именно такого сорта. Но эти люди — суровый старик и беспамятный поляк — вчера стреляли не в одних австрийцев; и зачем зде сь поляки, что им проку в том, чтобы венгерские магнаты, р а з­ одетые в шитые золотом чикчиры, в бобровые шапки, в гусарские с ап ож ­ ки, с дорогими каменьями, посаженными, где только во зможно и невоз­ можно, помыкали неимущим людом, соперничая в пышности с француз­ ской знатью и германскими князьями?! «Вы слуш а в это возражение поручика, старик горестно уронил голо­ ву на грудь. Какое заблуждение! Как ая безнадежная запутанность ев ­ ропейских дел, если образованный и благородный русский офицер так превратно понимает события. И все более горячась, клянясь богом и угрожая пасть перед поручиком на колени (от чего тот его д важды уп­ реждал, не д а в а я уп а с т ь ),— старик поведал поручику правдивую исто­ рию разрушения Габсбургов в Венгрии и создания республики. Так по­ ручик узнал правду о Пресбургском сейме, об уничтожении венгерцами унизительных политических привилегий, об упразднении барщины и д е ­ сятины, о невозбранной свободе передвижения крестьян, о всеобщем избирательном праве и многом таком, что поручик счел бы за счастье, за свершение самых дерзновенных мечтаний, увидеть в России. «— Чего ж е вы ждете от меня? — подавленно спросил поручик. « — Помогите нам уйти отсюда! Поляк не должен умереть без по­ мощи. Мы собирались выбраться одни, когда все уснут... «Б а -а -ам !» донесся и сюда отдаленный удар колокола. Пономарь не напрасно остался в звоннице, быть может, эти удары значат больше, чем венчальный благовест? «— Но вы оставите мне свое оружие? «Старик усмехнулся, его закрытое, суровое лицо выразило горест­ ное сожаление о том, как мало понял его этот человек. « — Пока я дышу, пока Бог не позовет меня,— клятвенно восклик­ нул он,— пока палачи Гайнау не отрубят мне рук, я не сложу оружия! «Поручик молчал, молчал и старик, более не решаясь просить о по­ мощи, но тут ра здал ся голос дочери, хрипловатый от пролитых слез. «— Он очнулся,— ск а зал Иштван,— нам нельзя медлить. «Поручик поплелся за стариком, отчаиваясь, не решаясь поднять глаз на человека, которого подвигнула на подвиг не служба и золотые полуимпериалы, а совесть республиканца. Поручик легче принял бы звук близкого выстрела, пулю, просвистевшую у самого уха, чем тихий, презрительный и такой знакомый голос поляка: «— A -а! Турчанинов! Поручик Жан ! Вот вы и уверились, как труд­ но человеку не быть рабом, если он... раб! «Людвик! Мягкая , грассирующая речь, серые, навыкате, гл а за , над­ менные в белесых ресницах, крупный нос с горбинкой,— как он его не узнал, едва увидев?! Они сходились в варшавском кружке, сходились близко, и внезапно рвали, вспыхивали несогласием, и более всего в том, как переделать раба на человека. Поручик Т. настаивал, что прежде из­ менится устройство общества и способы добычи хлеба насущного, д аж е его цена, а затем и люди; Людвик же, горячась, закипая пеной в углах рта, утверждал , что человек обязан сам изгнать из себя раба, а не сде­ лай он этого — никакое новое устройство общества не станет возможным.