Сибирские огни, 1974, №11

традиций, не жертвовать ночей картам (по гривенке в бостон, по ма ­ ленькой в вист). И хотя ему шло к тридцати, и кровь домогалась своего — он держал слово обета, служил без нареканий, а долгие часы свободы от службы отдавал не прекрасному полу,— если верить молве, необыкно­ венному в тех краях,— а писанию портретов и ландшафтов красками и игре на скрипке. Так бы и могла закончиться его жизнь, с репутацией женоненавистника. Но вот в волнение стала приходить Европа, возму ­ тился Париж и немцы, а за ними Италия и Вена, потянулись и в Россию благодатные сквозняки, столь Опасные здоровью государя императора: одних окон и дверей недостало, чтобы затвориться наглухо, понадоби­ лись еще и штыки, и пушки, и кивера, и походные буркп, и кухни, и чар­ ки анисовой водки. Так европейскими сквозняками вытянуло под В а рш а ­ ву и батарею поручика Т., вместе со скрипкой и с кожаным походным счндучком, повидавшим Березину, Бородино, Польшу и немецкие горо­ да, с сундучком, завещанным молодому кадету его двоюродным дядей, сподвижником Кутузова, генерал-лейтенантом Павлом Петровичем Тур­ чаниновым, в бозе почившем осенью 1839 года. «Обретя новых друзей в варшавском кружке вольнодумцев, подогре­ ваемых близким жаром европейских страстей, поручик воспрял духом, и только краткость сроков не позволила ему вполне понять направление времени. Кружок, согласный в осуждении тирании, монархии и крепост­ ничества, был раздираем спорами и жестокими несогласиями. Кляня ти­ рана, поручик не мог скрыть своей любви к России, и не раз ловил на се­ бе пылкие, несогласные взгляды молодых поляков. И напротив, отрицая Бога, заходя в этом дальше модных немецких философов, он встречал в тех же юных поляках такую преданность католичеству, какой ни понять, ни принять не мог, не находя преимуществ этой веры перед православной и любой другой. Поляки видели в католичестве возможность объедине­ ния нации, д аж е ценою пропасти в славянстве: католичество, полагали они, неминуемо и для всего славянства, ибо в православии они подозре­ вали особого рода неизжитое историей язычество. «Так, в смятении умственного вещества, усугубляемом первой в жизни дружбой с женщиной, с дочерью князя Л., поручик попал под при­ казы венгерской войны. Как и все русское воинство, был он под высокой рукой князя Варшавского, генерал-фельдмаршала графа Паскевича, шел через униатов, з а х ажи в а л в их церкви, где пели rio-славянски и без ор г а ­ на, однако не с клироса, а с хор; шел мимо изб, где иконы висели не вну­ три, не в красном углу, а снаружи, прибитые над дверьми; дивился бо ­ гатству одних и крайней, д аж е и на Дону невиданной, скудости жизни, ‘ горцев-русинов; повидал и пленных венгерских ландштурлистов, пор аж а ­ ясь неподходящим для войны белым венгеркам со светло-зелеными гу ­ сарскими шнурами, маленьким — влолголовы — фуражкам и с боку з а ­ шнурованным полусапожкам. В таскивал с казаками орудия к перевалам, вдыхал дым артельного котла; на перевалах встречал сторожевых дон- пов, с пикой в одной руке и поводьями оседланного коня в другой; см е ­ ясь, выхватывал картофель, испеченный в золе костра, и думал о том. когда же, наконец, откроется неприятель,- когда и как он, поручик Т., найдет в своем сердце достаточно неприязни к нему, чтобы ч е с т н о ср а ­ жаться и убивать, и возникнет ли, наконец, приязнь русских к австрий­ цам, так резво бегущим от польского генерала Б ем а и венгерского Гер- гея; приязнь к офицерам, чьи имена так напоминали многих генералов российских,— к Миллерам, Фрейтагам, Кауфманам и Пиетолькорсам? «Теперь он стоял под дулами пистолетов, перед стариком-мадьяром, — но привел сюда поручика долг офицера, а не злоба к народу, которого он не знал. В этом была его слабость и печальное преимущество: мадьяр, если он сколько-то умен, не мог не заметить отсутствия вражды в откры­ том взгляде русского.