Сибирские огни, 1974, №11
седы обязаны инициативе нашего автора, который выслушает в них не как представи тель прессы, заботящийся о пополнении ин формации, а как литературовед, ищущий ответа я а глубоко заинтересовавшие его во просы, связанные с раскрытием творческого процесса. Тексты писательских выступлений были впоследствии откорректированы и ав торизованы собеседниками Оклянского. Мимо этих документов не пройдут ученые, занимающиеся процессами творчества. Пере численные беседы — а среди них звездой си яют высказывания Леонида Леонова о твор ческой истории повести «Evgenia Ivanovna» — весьма содержательны, разносторонни, но в то ж е время целенаправленны, чем мы, несомненно, обязаны интервьюеру. В одном случае (в беседе с К. Фединым) внимание сосредоточено на двух проблемах: 1) на внутренней борьбе противоречий в психике человека, что крайне .важно для развития характера героев произведения, и 2) на ор ганической связи типических характеров и обстоятельств, среды («персонаж только так и рисуется воображению: он и дру гие»,— заявляет К. Федин). Перед И. Эреи- бу.ртм автор поставил вопрос о худож ест венном постижении жизни писательской ин дивидуальностью. И далее разговор шел не только о личном творчестве автора мемуа ров «Люди, годы, жизнь», но, например, о методе Золя, который был бы чужд и не приемлем Чехову, о Пикассо, о школе «но вого романа», которая каж ется Эренбургу устаревшей д аж е по сравнению с методами Пруста. Беседа с Эренбургом представляет интерес еще и потому, что содержит крити ческую оценку произведений автора, не включенных им в свое собрание сочинений. А между тем эти произведения (среди них «Любовь Жанны Ней») не только были популярны у читателей, но сам автор не когда высоко оценивал место, которое они занимают в его творчестве. Вы вод из всего этого: художник растет, меняется... Беседа, как известно, не монолог, а разго вор двоих (или более) собеседников. Чтобы представить читателю уровень бесед, приве ду такой отрывок: Л . Леонов: — ...и литература, и музыка, и графика, и кино могут достичь многого, раз вивая ассоциативность восприятия, исполь зуя способы непрямого показа. Эстетическое воздействие производится уже путем смы с ловой окраски... И в музыке нанесением бег лой окраски, легким напоминанием иных то нальностей и мелодий можно незаметно воз действовать на восприятие слушателя. Эти напоминания могут быть очень косвенными, едва уловимыми... Ю. Оклянский: — Вы имеете в виду мно- гослойность и прерывистость ассоциаций, когда некоторые ступеньки как бы выпа дают? Л . Леонов: — Д а. Наряду с этим совре менное искусство поднимает все новые пла сты действительности, загляды вает в зако улки духовной жизни, вовлекает в свою сфе ру д аж е те, накопленные человечествосм культурные отвалы, которые до сих пор ос тавались неиспользованными... (и д алее): Мышление » русле привычных представле ний и повторение готовых истин пагубно для искусства. В от почему Горький обожал ере тиков. Ведь у ортодоксов такие скучные, то шные глаза, годные разве только для истреб ления мух. Посмотрит такой .на аквариум — рыбы дохнут. Но ортодоксы непогреши мы, обижать их ,не велят, и они размно жаются. Однако и книге Ю. Оклянского есть и дру гая сторона, в которой он выступает как ис следователь процесса писательского мышле ния. Психолог Г. Уоллес (Англия, 1924 г.), анализируя самоотчеты ученых, выделил четыре фазы творческого акта. Некото рое подобие такой схемы мы найдем и в распределении материала по гла вам книги нашего критика. В твор честве, даж е научном, силен момент ир рациональный, интуиция, «озарение», кото рые долгое время противопоставляли логич ному мышлению. Но математик А. Пуанка ре справедливо заметил, что бессознатель ная работа невозможна или .'неплодотворна, если ей ле предшествовал или за ней не сл е довал период сознательной .работы: «резуль таты вдохновения создаются трудом». А в тор рецензируемой книги не считает нуж ным разграничивать мышление ученого и пи сателя непроницаемым брандмауэром и прямо вслед за цитатой математика делает свой вы вод: «В явлениях творческого им пульса мы сталкиваемся, таким образом, не только с определенным скачком в п р о ц е с с е х у д о ж е с т в е н н о г о п о з н а н и я , но также и с оформлением и закреплением познанного ранее, когда из хаоса впечатле ний впервые начинают вырисовываться кон туры будущего произведения». Вот пут как раз уместно будет вернуться к логическому анализу и конкретно-чувственному вообра жению, против резкого разграничения кото рых справедливо восстает Ю. Оклянский. Он настаивает на том, что в реальной практи ке человеческого м ы ш л е н и я понятия и образы всегда тесно взаимодействуют и до полняют друг друга. Я согласен с возра жениями Б. Рунину, который .в «Вечном по иске» рассматривает воображение «как ис конно художественное начало», целиком противостоящее логическому анализу, атри буту абстрактного мышления (правда, на стр. 24-й полемика с Б. Руинным ведется словно бы с противоположных позиций). Тем более ошибочен запрет на «фантазию», который одно время налагала критика. Это приводило лишь к оправданию «фактописа- тельства» в литературе и препятствовало ху дожественной концептуальности литератур ных произведений. Уместны, по-моему, воз ражения Оклянского Ю. Нагибину, Е. Доби- ну, чьи высказывания подчас проистекали из недоверия к воображению; роль послед него сводилась к «сшивной правде» (Б ал ь зак ), к «новому сочетанию или комбинации неизменных черт», тогда как воображению дано создать «единый новый образ, в кото ром отдельные черты не просто суммирова ны, а преобразованы и обобщены» (психо лог С. Рубинштейн). Мне хотелось бы дополнить этот раздел
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2