Сибирские огни, 1974, №11

крйвы, и щеки ввалились, что платье на тебе висит, как на огородном пугале, а худые кисти рвутся из манжет и голова взлохмачена, как у моего посыльного Т ома са ; ты заговорил — и толпа твоя, и уже никому невдомек, что от тебя достается всем , д аж е и родной грамматике. Он слыл язычником, но Библию знал не хуже любого церковника Нового Света, длинные пальцы Эйби вслепую отыскивали на ее страницах лю­ бой снаряд и запускали, как из пращи, в противника. Он ненавидел рабство, но публично не покушался д аж е и на подлый закон о беглых рабах. Он был дитя молодой Америки, и хотя имел кличку с т а р и н ы Э й б и , хотя ему перевалило за пятьдесят и годы изрядно потрудились над его лицом, работая грубо, где штихелем, где долотом, а где и то­ пором, он ка зался мне молодым и запальчивым. Теперь, прибив деревянный, обклеенный бумагой щит к старому вязу, я рисовал Линкольна. Солнце светило мне в сгшну. Орудуя плот­ ницким карандашом и кистыо, я убеждался, как велика известность Линкольна и к а к разделились страсти. «Мистер Турчин! — окликнул меня владелец маттунской гостиницы.— Вы святого провидца малюе­ те, а Эйби — потомок гориллы! Нарисуйте и хвост!» Из толпы мне со­ ветовали дать Линкольну в руки зонтик, продлить на полфута цилиндр, до которого я дотягивался, забираясь на стул, нарисовать очки, пусть видят, что Эйби — ученый человек, прибавить волос его кустистым бровям, раскрасить золотом часовую цепочку с брелоками и надеть на Эйби французские перчатки. Я нарисовал на заднем плане египетские пирамиды, к ним громадным шагом направлялся Эйби, пристально всматриваясь вдаль из-под руки. Ду г ла с а я набросал со спины, а из небольшого поворота головы в сторону Авр аама можно было заклю ­ чить, какая злоба снедала маленького гиганта, как его прозвали газе­ ты. Я отходил от щита, чтобы окинуть его взглядом будущей толпы в роще, и многие мои зрители звали меня отступить еще дальше, к огра­ де, советовали надеть шляпу, чтобы солнце не пекло лысины, пригла­ шали пообедать и вызывались сбе гать в ресторан за ростбифом или жареной говядиной с бобами. Я был частью этой толпы, маттунец, гражданин Штатов, вчера ненужный никому, исключая Сабурова, се­ годня — нарасхват. В Нью-Йорке и Филадельфии я был наблюдатель страны, здесь приобщился жизни. Маттунцы верили, что их город пе­ рещеголяет Чикаго и Сент-Луис: кто бросит- в них камень за святую веру?! В Нью-Йорке и мэр, и главные банкиры города не смогли бы учесть ежедневного прибавления богатства и грехов, в Маттуне по­ сыльный Тома с мог к вечеру сдать полный рапорт, не ошибаясь и на сотню долларов. Как две артерии, пульсировали железные дороги, пе­ ресекаясь в Маттуне, Иллинойс Сентрал и Alton R. R. Маттун строил­ ся, и не с церкви, не со школы, а с трактиров и складов, с тюрьмы и ночлежки, с отеля, где засыпало по шесть человек в комнате, сунув кошельки и пистолеты под подушку, с почты и деловых контор, с до­ мов, поставленных на скорую руку, и особняков, в которых каждый камень дышал обеспеченностью. Денежный и деятельный Северо-Запад обнаруживал себя в Маттуне, на перекрестке рельсовых дорог, в по­ стоянной подвижности и рабочем сокращении мускулов. Русских здесь — ни души: в Маттуне и не понимали, п о ч е м у мы русские? — большинству маттунцев не под силу указать на карте нашу землю. Наш английский, с петербургской ровностью, успел пообтесаться, на­ браться жаргона янки, запаха бобов и солонины, и мы постепенно сде­ лались маттунцы. Чудные, немёрные, но маттунцы. Я рисовал и чертил, чертил и рисовал, будто за тем только и родился. Портреты удавались мне и по памяти, и по дагерротипам, и при самой беглой позировке: лучше других мне давались лица, схваченные на лету, в трактире, в ко- фейной, у кучи просмоленных шпал; но я слишком много дарил, чтобы