Сибирские огни, 1974, №11

бую ложь. Такой поворот давал надежду и Балашову, Белл и ему про­ тягивал руку. Тихо стало в кабинете комиссара, и в этой тишине раздал ­ ся удивленный голос Нади: — Как вы это вотерпите, Балашов? За что страдать невинному чело­ веку... Бог с вами, но это ужасно... Комиссар принял русскую речь Нади за воровской сговор, прикрик­ нул на нее, но для русского уха в кабинете все еще бился и замирал го­ лос Нади. Балашов поднял на нее уцелевший глаз. — Я открою правду,— оказал он. Балашов был неукротим в пьянстве, но не меньше и в раскаянии. Когда оно входило в сердце, он мог дать судьям д аж е и те улики, кото­ рые прямо вели его на плаху. Надя давно сделалась его домашним судь­ ей, красным углом его бесшабашного существования, Россией в образе женщины, поселенной рядом с ним волей провидения. Теперь эта женщи­ на искала его помощи. Белл стоял на своем, даже и тогда, когда полицейские, по указке Балашова, нашли в печатне, в тайнике, резанные Беллом пластинки трех банкнот разного достоинства, а в дровяном сарае Белла — сумку с фаль­ шивыми деньгами. Остановить Балашова было невозможно: в очисти­ тельном порыве он погубил и Наполеона, объявив его беглым. Когда комиссар отпускал меня с Надей на волю, не затрудняя себя извинениями, мы увидели через стекло несчастного Наполеона. В канда­ лах и железном ошейнике, его пинками гнали к телеге и бросили на грязные доски. Свет померк для нас, мы не испытали д аж е радости свободы. На Перл-стрит хозяйничала Нижинская, скорбная, молчаливая хан­ ж а ,— прежде она не жаловала этот дом визитами. Нижинская жгла бу­ маги, в печи догорали последние экземпляры «La Cholera», корчились в пламени багровые, распадающиеся в пепле страницы. Д аж е и Надя не могла так полно ощутить потери, как я: я дал жизнь ее страницам, они уже б ы л и , были, жили, взывали к людям, уже они не набросок, не по­ кушение, а дерзкий, грубый внешностью организм книги, и вдруг они об­ ратились в прах. Мы собрали пожитки и ушли из заведения Нижинского; хозяйка вы­ гребала золу из печки и не удостоила нас прощанием. У нас оставались деньги на хлеб и на билеты до станции Маттун в штате Иллинойс; мой коллега по Филадельфийскому колледжу передал через Надю рекомен­ дательное письмо в инженерный отдел Иллинойекой Центральной же л е з ­ ной дороги. Мы не сделали и десяти шагов по рождественской, солнеч­ ной Перл-стрит, как нас настиг великолепный кэб и из него выкатилось громкое приветствие Сабурова: — Куда вы, господа? Пожалуйте ко мне! Он, верно, сторожил, высматривал, как охотник дичь, и, заметив нас на крыльце, ткнул в плечо возницу: «Догоняй!» На нем — мундир лейте­ нанта, синее сукно молодило фигуру, армейское пальто брошено вна­ кидку, небрежно, с претензией на романтический Кавказ. — Иван Васильевич! — призывал он,— Соглашайтесь — и полковни­ чий мундир за вами.— Он раздвинул шире полы шинели.— Эти прохво­ сты обидели меня, не дали следующего чина: я просил капитана, если нельзя майора. — Вы бы сразу генерала требовали,— ска зала Надя,— Здесь скром­ ность не в цене. Сабуров благодушно рассмеялся: — Поехали, Турчанинов! Я гарантирую вам богатство! — Убирайтесь прочь! — Я ударил ближнюю лошадь ладонью так, чю прохожие обернулись. Тогда я надеялся, что больше Сабурова не увижу.