Сибирские огни, 1974, №11

двухсветные проемы санкт-петербургского княжеского особняка Надя была в Филадельфии,— ей и еще дюжине молодых женщин вручали дипломы филадельфийского частного медицинского училища,— а я набирал Надину повесть, намереваясь дать ей публичную жизнь. Т ай ­ ный набор длился долго и теперь шел к концу; перед толпой вчераш­ них бунтовщиков появлялся русский император, и в немногих строках все действие «La Cholera» достигало высшего исторического смысла и напряжения. Эти две странички я и вслух читал, сбиваясь от во збуж ­ дения, от подступавшего к горлу неудобного комка. Передо мною ожи ­ вали толпа и император-обманщик, молодой, надменный, испуганный, наружно милостивый, но замысливший подлость, уже благословив­ ший палачей на казни, на прогон мужиков сквозь смертный палоч­ ный с т р о й . Только однажды увидя живого Николая в Казанском соборе, Надя сумела так изобразить его, что сквозь грубость и же сто ­ кость просвечивала натура нервическая, трусливая, хотя еще и не над­ ломленная изнутри. Зловещим было появление картинной фигуры ц а ­ ря рядом с графом Орловым и преосвященным Тимофеем, викарием Новгородским, перед толпою военных поселян и пахотных крестьян; глухой голос, когда, посмотрев в рапорт, поданный уцелевшим полков­ ником, и найдя там восьмерых офицеров, показанных «в командиров­ ке», а на деле убитых, он с к а зал : «Это в дальней!», ск а з а л с обещанием казни и отмщения; и намек, один только намек на Сенатскую площадь и другое стояние к о р о н у ю щ е г о с я государя перед другой толпой. Полным фарисейства и угрозы был и его отказ принять хлеб и соль из рук преклонивших колени поселян, быстрый его проход в экзерцирга- уз, а затем в церковь, где деревенский священник, не приготовленный к службе, не имея при себе певчих, немотствовал до той поры, пока го­ сударь не прикрикнул на него: «Служи !», и круто повернул из церкви на площадь, к повинному народу. И быстрая, рассчитанная лож ь царя, что господь послал им холеру за непокорство и бунт; и жалоба, что и сам он потерял брата от той ж е болезни, будто и эта смерть л ежала на них; и рвущаяся из уст брань; и приказание стрелять на месте при первом ж е ослушании; и чуткое, подлое ухо, страх перед толпой, ж а л ­ кие слова, вдобавок испорченные куском откушенного хлеба: «Ну вот, я ем ваш хлеб, и соль, конечно, я могу ва с простить, но как Бо г ва с простит!» — и приказ о кровавой потехе, о расправе над с о т н я м и , и быстрый, трусливый отъезд в Петербург, под предлогом, что госуда­ рыня почувствовала приближение родов; вся картина, поднятая до библейского величия м о л ч а н и е м народа, глазами поселян, уже по­ дозревающих шомпола, батоги и смерть под хоругвями; и жалкий, не­ мой вопрос во взгляде: «а что, братцы? — полно, это государь ли? Не из холерных ли отравителей пришел к нам переряженец?»; и тоскливый женский голос, что рожь-то вся пересохла, уже и зерна светятся, и се ­ нокос без косцов; и наконец, слова старика, который в гуще толпы отвечает напуганному бунтом и холерой кантонисту: «Что тут говорить! Для дураков яд да холера; а нам надобно, чтобы ихнего дворянского козьего племени не было...» В повести была отточенность, негромкие краски Новгородского края, простор, чистота дозревшей нивы и вся грязь сословности. Если бы одна эта повесть вышла из-под пера Нади, я и тогда знал бы, что нашел женщину, достойную встать рядом с знаменитыми именами Европы. Я верил, что слава ее близ­ ка, но жизнь прожита, и кто знает, прочтут ли ее бумаги будущие люди? Я закончил набор, позвал Наполеона и сделал оттиск двух послед­ них страниц, когда услышал у крыльца экипаж и нетерпеливый стук набалдашника в дверь. Сабуров! 8. Сибирские огни № 11.