Сибирские огни, 1974, №11
ла. Толпа гудела, перекликалась, плакала устами детей, дымила трубка ми и дешевыми сигарами, шаркала подошвами, ударяла о каменные плиты рогожными тюками — у большинства не было денег, чтобы взять услугу багажной конторы. Темнело, над водой встал туман, он отрезал Кестль-Гарден от г а з о вых огней Нью-Йорка; в комнате с вывеской з е м л е д е л ь ц ы зйжгли лампу. Здесь вел дело агент с кирпичным, здоровым лицом, которое и с а мо говорило в пользу сельской жизни. Дожид ая с ь очереди, я заключил, что этот агент особенный, он представлял интересы не страны, а только здешнего штата и знал его земли наперечет. Ока залось, одного желания сделаться фермером — мало. Требовался капитал — в наличности или в банковских бумагах — или поручительство кого-либо из достойных гр аж дан и кредит нью-йоркских банков, но откуда бы ему в зять ся у б е з гл а с ного еще искателя? Мы бодро стояли перед агентом; земля республики достигнута, пусть теперь с л у г а фермерской веры, краснолицый поп-креститель, по венчает нас с этой землей. — Русские? — удивился он.— Русские!.. — Вы говорите, как о диковинке, господин комиссионер.— Надя улыбнулась ему. — Русские приезжают редко.— Он зачем-то встал перед нами, высо кий, атлетического сложения.— Я з а целое лето не встречал здесь рус ских. Немногие, кого я вспоминаю, оригиналы; певец, потерявший голос, и князь, потерявший состояние. - — Верно, и мы оригиналы,— ск а зал я,— явились за фермой через океан, когда у нас и своих пустошей вдоволь. — Значит, вам не только земля нужна,— резонно возразил он.— И это плохой знак; ферма требует полной верности, более полной, чем брак, религия или знамя. — Вы не делаете исключения и для республиканского знамени? — спросила Надя. — Жене достаточно хранить верность ночью,— отвечал он шутли во,— знам ени— в дни войны, а ферме земледелец принадлежит день и ночь, во все времена года, иначе она выбрасывает его,— Он подвинул нам дубовые стулья, на них недавно еще восседали в концертном зале почитатели Дженни Линд,— предложил мне сигару из ароматного вир гинского листа, обругал за то, что я не обратил деньги в бумаги, ввез их наличными в вертеп Кестль-Гарден , советовал не покупать землю за гла за, поездить, присмотреть; советовал перебраться из форта в гостиницу, назвал адрес конторы, куда нам следовало явиться назавтра, и попро щался, устроив нам ночлег в небольшой комнатке при з але ,— без дверей, наподобие церковного придела в Манхеттепской юдоли нужды. Из своего убежища мы видели часть забитого людьми зала , они устраивались на ночь, укладывали детей и старух на скамьи, на составленные концерт ные стулья, на сложенные вдоль стен пожитки. Освещенные скупыми настенными лампами, будто сверху падал докучный желтый дождь из рассеянного лампадного масла, они являли собой зрелище, до которого не достигала и фантазия Хоггарта; и тут же, сквозь бедность и неустрой ства, проглядывала и такая дикая сила, решимость и цепкость, такая способность вытерпеть, которые совокупно могут и выстроить цивили зацию, и разрушить ее. Я приготовился к бессонной ночи; чемоданы оста вались в багажном депо, при нас кожаный сундучок,— я поставил его на скамью в углу комнаты, там ж е устроил Наде подстилку из своего паль то, и скоро она уснула. Я встал у входа в наш придел и закурил. Слитный гул все еще витал над толпой иммигрантов, чей-то шепот, быстрая, неуловимая речь, тихий смех женщины, будто ее дитя долго не брало груди и наконец взяло, ра
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2