Сибирские огни, 1974, №11

скипетр польских королей,— были и француженки, стайка девиц, плыв­ ших навстречу всем опасностям своей презираемой профессии, которой и лица мужского пола занимаются успешно, и более всего в службе, в ползанье с одной чиновной ступени на другую, пока, наконец, мундир надворного советника не даст им относительную свободу и привилегию продавать себя одним генералам и вельможам . Француженки, во главе с добродушной толстой патронессой, брали морское путешествие, как передышку от забот и трудов, и неутомимо сновали по всему суденышку, натыкаясь на брань матерей семейств и притворно-презрительные в з гл я ­ ды отцов этих ж е семейств. По-французски знали только мы с Надей и шкипер, суровый пуританин, и вся нежность парижанок обратилась на Надю; после невольного замешательства, она открыла в них добрых людей, с живым умом и чистой совестью, при всей нечистоте ремесла. Мы не сра зу увидели Нью-Йорк. Прежде нью-йоркским ботом от нас свезли ч и с т у ю п у б л и к у , американских граждан, а нас усталая до хрипов машина повлекла дальше, на оконечность острова Манхет- теи — туда, где сливаются воды Гудзона и Ист-Ривер, к мрачному строе­ нию с громким именем Кестль-Гарден. Некогда здесь зеленел луг, у ст ав ­ ленный ветряными мельницами; едва всхолмленная земля, где днем не­ торопливо двигались овцы, а вечерами прогуливались усталые нью-йорк­ ские работники. Затем на месте мельниц вырос угрюмый, с обширным подворьем, военный форт. Но никто не угрожал Манхеттену, и однажды отцы города решили сделать здесь музыкальный зал, оживить старые камни божественными голосами Гризи и Марио; однако музыке о ка з а ­ лось здесь неуютно, концерты перенесли ближе к Пятой авеню, а в Кестль-Гарден сделали эмигрантское депо. Случилось это з а год до на­ шего прибытия, но и з а один год громадный зал Кестль-Г арден, к а з ар ­ менные помещения, коридоры и галереи, стены форта и самый его в о з ­ дух прониклись запахом нужды и эмигрантских котомок. Никто не жд ал нас здесь, зал родственных свиданий был нам не ну­ жен. Я стоял один,— Надя ушла с француженками на переговоры с эмигрантскими комиссионерами,— разглядывал таблички, на которых названы ремесла, приглашая иммигрантов разделиться по труду: меха­ ники, типографские рабочие, лесорубы, каменщики, плотники, кучера, каретники, слуги... Таблички, писанные на трех языках и прибитые над дверями, повлекли меня по оживленному аванзалу, где люди решали, в какую дверь войти; быть может, они знали несколько ремесел и не торо­ пились выбирать, а может статься, их, как и меня, удерживало отсутст­ вие ремесла. Сердце мое ударилось тревожно. Вот он, первый урок, пре­ поднесенный мне Новым Светом! Напрасно искать здесь таблички с над­ писями: д в о р я н е , к н я з ь я , г о с п о д а , п о л к о в н и к и , п о м е щ и ­ ки . Гудящий зал, дубовые, полированные тысячами ладоней двери в зы ­ вали к труду, к земному поприщу человека, к его высшему на з­ начению. Кто ты таков под небесами? Какие произведения, полезные многим, могут выйти из твоих рук? Сумеешь ли ты испечь хлеб, сложить стену, срубить дом, выковать подковку, сплести канат, сшить костюм или разделать тушу, чтобы накормить людей? Какому ты делу обучен? Таблички над дверями указывали на меня всем, как на человека без права переступить любой порог. И не в том беда, что табличек было меньше, чем ремесел на земле; окажись здесь и комнаты для кузнецов и возчиков, канатчиков и скорняков, столяров и землекопов, пильщиков и слесарей, шляпников и штукатуров, каменотесов и корабельных мастеров, юристов и священников, врачей и торговцев, сотни других комнат, я ни в одну из них не вошел бы по праву. Какую ж е комнату выбрать; неужто предпоследнюю, с оскорбительным именем — с л у г и ? ! С самого детст­ ва нам внушали это слово, выряжая его в парчу: государевы слуги, слу­ ги престола, слуги милосердного бога! Подлым умам с профессорских