Сибирские огни, 1974, №10
— Аверин Гэ Пэ! Подойдите, Аверин, сюда! — Смирнов указал на край сцены, где было небольшое пространство, не занятое толпой.— Да быстро, быстро! Из толпы к сцене сделал робкий шажок невысокий, сухощавый, с болячкой на верхней губе, парнишка: — Ну, я Аверин, а что? — А то, Аверин, — сказал Смирнов, — что сейчас жеберите свою лопату или ведро и ступайте на работу. — А че — я? А почему — я? — сделал удивленное лицо Аверин.— Один я, что ли? — И все шарил, шарил по близ стоящим товарищам вроде бы недоумевающими, а на самом деле растерянными, испуганны ми глазами: искал поддержки. Однако «товарищи» отворачивались, от водили глаза в сторону. — Никто не идет, а я че... — Слушайте, Аверин, — усмехнулся Смирнов,— вы лично,подчер киваю— лично в ы !— отказываетесь выполнять мой приказ? Аверин потупился, начал мяться, пожимать плечами, видимо, при кидывал в уме, соображал, а губы все еще кривились будто бы в недо умении. Смирнову было тяжело на него смотреть. В зале установилась гробовая тишина. У Аверина пот выступил на лбу. — Значит, отказываетесь, — многозначительно произнес Смирнов. — Что же, Аверин, ставлю на вас крест. Можете быть свободным и ехать домой к маме или к Черному морю— куда вздумается. — И по тянулся авторучкой, чтобы поставить этот самый «крест». *— Да погодите!— вырвалось у Аверина. — Да что вы! Да не ставьте!.. Разве я... Да пойду я, пойду!.. — бормотал он, делая нереши тельные, робкие, бочком, движения к выходу из зала. — Один понял...— подытожил Смирнов, проводив парнишку взгля дом до самых дверей.— Следующий... следующий Бубенщиков Тэ Ка. — И снова хлестнуло по толпе: — Сюда, Бубенщиков! Живо, живо! Но что-то уже треснуло, сломалось в «мятежной» толпе. Она уже начала понимать, что песенка ее спета. Они уже думали всяк о себе. Только о себе. И о-ни пошли один по одному, поплелись, не дожидаясь вызова. Потянулись один за другим. Молча. Медленно. Потупив глаза. Пошли разбирать свои лопаты, вилы, ведра. Пошли, чтобы под летя щим снегом, на холодном ветру покрасневшими руками выковыривать клубни из земли. Картошка будет спасена. Последней зал покидала «сероглазка». Перед тем, как переступить порог, она еще раз взглянула на Смирнова, и во взгляде ее были недо умение и испуг. На душе у Смирнова стало одиноко и жутко. Ему даже захотелось съежиться, стать меньше. И было такое предчувствие, что это не прой дет, никогда не забудется, не смоется течением времени, не сотрется; что в нем самом что-то тоже сломалось, как и в толпе, как и в каждом из парнишек и девчонок. Сломалось. Треснуло. Как трескается рельсо вая сталь от инородного, неметаллического включения...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2