Сибирские огни, 1974, №10
нов даже вздрогнул. Хохотал тот черный, с высоким математическим лб'ом, и хохот его как бы ударил по натянувшейся тишине, вдребезги разбил ее, подал сигнал, толпа как бы очнулась: — Еще поле? Да вы что на самом деле!.. — Потом скажете — еще капуста не убрана!.. — Или свекла... — В натуре, братва, над нами издеваются!.. — Не имеете права! — Домой везите! — Не пойдем, и все! — Осточертело! — Сколько можно! И постепенно раскаляемая и воодушевляемая этими первыми кри кунами— масса загудела вся, весь длинный зал наполнился голосами, выкриками, ропотом, движением. (Так «раскачиваются» муравейники по весне. Смирнов где-то читал, что весной, как только стает снег и ьачнет пригревать солнце, первыми из скованного зимним сном мура вейника вылазят муравьи-разведчики. Они подолгу греются на солнце, оживают, набираются тепла и энергии, а потом спускаются в глубь му равейника и начинают тереться о застывших собратьев, тормошить их, отдавать им принесенное снаружи тепло, и таким образом постепенно «раскачивают», расшевеливают весь громадный муравейник). Смелея оттого, что кругом свои, что вместе они такая сила, смелея оттого, что он-то, преподаватель, один-одинешенек, что говорит он просящим, к тому же простуженным голосом, — смелея от всего этого вместе, они сгру дились у сцены, придвинулись к ней. Распаляясь выкрикивали, вы стреливали в Смирнова самые едкие, самые анархистские, самые ра з гильдяйские слова. Однако к этому Смирнов приготовился заранее, такая реакция бы ла естественна, он сам бы, Смирнов,— свались неожиданно на его го лову такое — кричал бы, наверное, возмущался бы. Поэтому первый натиск он выдержал более или менее спокойно. Он еще верил, что в этой разноликой шумной массе половина, а то и более, — ребята хоро шие. Он даже видел: не все же кричат. И когда у них пройдет ошелом ление, они начнут прислушиваться не к заводилам, а к нему, к Смир нову... Однако он отдавал себе отчет и в том, что очень нелегко будет пойти таким ребятам против течения, прослыть, чего доброго, покорными, по слушными, а ну как сосед шепнет: «Ты что, выслуживаешься?..» В этом Смирнов отдавал себе отчет и все же надеялся именно на таких ребят; только бы угомонились «крикуны»... Шум, однако, вопреки ожиданиям Смирнова, не убывал, а на растал: — Домой! Домой везите! — требовали настойчиво и зло. . — Не дадите машины— сами уедем! — Всем ничего не сделают... — В натуре, парни, двигаем домой! — Домой, домой! Тогда Смирнов стал просить успокоиться, говорил: «Ребята, пре кратите! Ребята, прекратите! Давайте по-хорошему! Ребята — тихо!» Но их уже, видимо, понесло. Они уже становились неуправляемой, взвинченной массой, толпой, среди которой вовсю трудились заводилы, самые бойкие на язык и самые вредные в подобных ситуациях субъек ты Они (как те муравьи-разведчики) подзуживали, подталкивали ти хих и покладистых парней и девчонок. И те тоже начинали роптать, гудеть, а то и кричать; показывали свои болячки, свои рваные рукави цы, грозили, что будут жаловаться...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2