Сибирские огни, 1974, №10
сотне шагов погибает урожай?.. Да, да, обязательно нужно будет ска зать: «Неужели вам совесть позволит!..» «Ну, а если не подействует?— снова и снова начинают одолевать сомнения,— Если их не проймут твои речи, не убедят, не зажгут?..». И снова вспоминается Смирнову спор с Алексеем Григорьевичем... В ответ на заверения Смирнова, что/он и не собирается студентов п р и н у ж д а т ь , не собирается прибегать к помощи дубинки, Алексей Григорьевич сказал: «Ну, а иначе попробуй заставь их. Попробуй у б е ж д а т ь . Черта лысого убедишь!..». «Но ведь я заставил-таки, и заставил без дубинки! — думает Смир нов.— Ведь как хорошо все шло, как славно они работали у меня!..» «Ну, а что ты завтра запоешь, если они откажутся следовать твоим призывам?..» ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ Снег падал, видимо, всю ночь. Снег набился в топтун-траву и уже не таял. Полянка перед клубом белым-бела. Деревня, картофельное поле за клубной рощей, огороды — в белых заплатах. Лопаты и вилы, тускло поблескивая металлом, стояли в уголке у крыльца; рядом возвышалась гора ведер и корзин, в которые уже тоже начал набиваться снег. Смирнова слегка знобило, из носу постоянно текло, там будто ввинчивались тончайшие буравчики, отчего нестерпимо хотелось чи хать, но не чихалось, а только сводило физиономию набок. Иногда ему казалось, что эти буравчики ввинчиваются уже не в стенки носа, а не посредственно в мозг; глаза слезились, в висках и в затылке стучало. «Вот уж поистине как повезет, так поедет, — думал он, — не хватало еще разболеться...» Он поднялся на крылечко, прошел мимо биллиарда в коридоре, мимо стены с киноафишами, прошел в полутемный, пропахший лежалой со ломой зал, где с нар на него тотчас же посыпались вопросы: «Когда едем?», «Когда будут машины?» — поднялся на сцену. Оглядел зал, все это копошащееся, укладывающее чемоданы и рюкзаки многолюдство и с неудовольствием подумал, что все-таки надо было вчера вечером объявить об отсрочке, а то вон они уже «на чемо данах»... — Внимание, ребята! — громким простуженным голосом потребо вал он и, откашлявшись, повторил: — Прошу минуточку внимания. И начал говорить, обрисовывать ситуацию, мотивировать распоря жение насчет отсрочки. Опасаясь, как бы не сбили с толку, не прерва ли, говорил быстро, все более и более воодушевляясь, подкрепляя ска занное энергичными жестами: — Нас'послали, ребята, сюда затем, чтобы мы убрали урожай, весь, до конца. Вы посмотрите на улицу — начинается зима. И потому- сейчас нельзя терять ни минуты. Так неужели найдутся среди нас т а кие, что будут равнодушно смотреть, как снег заносит поле! Неужели мы допустим, чтобы урожай погиб! Погибли результаты нелегкого тру да многих и многих людей!.. Неужели наша совесть будет молчать? На ша комсомольская совесть. Наша человеческая совесть. Все мы, каж дый из нас в эти минуты держит экзамен на человека, на гражданина. И я надеюсь, ребята, верю, что все мы выдержим этот экзамен с че стью! Поднимемся и пойдем в поле. Несколько мгновений после того, как он умолк, в зале еще стояла тишина. И вдруг—истерический, ломающийся хохот, от которого Смир
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2