Сибирские огни, 1974, №10
ми, с белыми пушинками и бело-зелеными кучками помета. Из-за лу жи расспорили — доказывают, что имеют на нее свои права, а те, дру гие, не имеют на нее никаких прав. Ох ты, господи, оглохнуть можно— так разгоготались!.. В нос Смирнову от дворов, от стаек, от пригонов шибало корова- I ми, навозом, тянуло откуда-то дымком: кто-то сжигал, видимо, карто- I фельную ботву на огороде. А еще пахло землей, а с дальних полей — | хлебом, а от недалекого озера — тиной и сыростью. И от всех этих от- ! четливых запахов в Смирнове что-то пробуждалось, смутное, неясное, 1 и он вздыхал и говорил сам с собой, вспоминал изречение Будды, ко- ; торый, может быть, в сходной ситуации сказал когда-то: «Я помню, I что мириады лет назад я был козленком...». «Козленком, козленком, — думал Смирнов, умиленно подтруни- | вая над собой, — я тоже был козленком...». В конце недлинного переулка, который вел от улицы к озеру, вид- I нелась уже баня — каменное оштукатуренное здание, розовый колер с огромным, на полстены, ржавым, от сырости, видимо, пятном. Рядом с розовым было небольшое серое строение с высокой, дымящей, как у i фультоновского парохода, трубой: котельная. Собираясь сегодня в баню, Смирнов на вопрос хозяйкиной матери, куда это он с чемоданчиком-то собрался, ответил, что в баню, и спро сил старуху, куда же подевались знаменитые сибирские бани «по-черному». — Дак обчественна-то лучше, — ответила старуха. — Своя-то... мало ли в нее надо! Воды одной каку матерь таскашь, бывало. А ? дров сколь переведешь, пока натопишь да воду нагрешь. А тут запла тил какой гривенник да и намылся куда с добром. Да и попариться можно, кто охотник. Да и чишше. В той-то, по-черному-то, бывало, дак в саже, гляди, уходишься... Привык уж он, Смирнов, к хозяевам, а они привыкли к нему. Ува жение у хозяйкиной дочки он завоевал тем, что решил ей однажды з а дачку, над которой она билась второй день. Хозяйка же к нему стала ласковее после того, как он защитил ее от подвыпившего и разбушевав шегося хозяина... А дело было так. Смирнов лежал на своей кровати на веранде и листал журнал по металловедению, что прихватил с собой из города. Вдруг в доме поднялся шум, донеслись крики, дверь на веранду под на пором тел отворилась, и оттуда вывалились сцепившиеся хозяин с хо зяйкой. Трещала материя, хозяин дышал хрипло, со свистом, хозяйка же, в разорванной на груди кофте, со спутавшимися волосами, ругала мужа на чем свет стоит. — Вы что это? Вы что? — вскочил потрясенный Смирнов и кое- как, с трудом расцепил супругов, разъединил и, став между ними ли цом к кипящему хозяину, стал умолять его прекратить: — Ну зачем вы так? Ну не надо, ну, успокойтесь! Ну что вы, в самом деле! — И еще всякие такие слова говорил перепуганный Смирнов и все умоляющим, рвущимся из души голосом. В конце концов глаза хозяина из белых стали превращаться в нор мальные, в человеческие, хриплое прерывистое дыхание утихало. Он весь как-то ослабевал, ослабевал и ослабел настолько, что опустился на старухин сундук и вздрогнул плечами. — Ну что вы, Иван Антипович, ну что вы, — как няня ребенка уго варивал Смирнов, полуобняв худую спину хозяина. — За что вы ее? — За что! — всхлипнул хозяин, снова всколыхнув плечами. — Шибко гордая была... в девках-то. Ух, гордая!.. — Ну, все они гордые, — со вздохом говорил Смирнов, — но вы
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2