Сибирские огни, 1974, №10

Смирновым из дома на дорожку, делал бутерброды из масла и ноздре­ ватого «российского» сыра, приговаривал, что сто лет уже не едал ни кол­ басы путевой, ни сыра. — А мне, знаешь, не светит...— вздыхал он.— Перспективы сделать диссертацию почти никакой. Физика. Открытия в наших условиях не сде­ лаешь. В физике сейчас клепают там, где синхрофазотроны, лазерные установки, мощная техническая база... Обитатели дома проявляли явный интерес к новому постояльцу. Вот уже несколько раз с озабоченным будто бы видом прошмыгнула из дома на улицу и обратно девочка лет одиннадцати, и каждый раз она будто бы рассеянно, а на самом деле внимательно взглядывала в сторону бе­ седующих. — Дочка хозяйки,— пояснил Алексей Григорьевич,— школьница... А вот и старуха, мать хозяйки, вышла на веранду с большущим ключом в морщинистых, но нисколько не дрожащих руках. — Хлеб да соль, молодцы,— сказала она, подходя к сундуку и вставляя в него ключ. — Милости просим, бабушка,— пригласил Алексей Григорьевич на старинный лад. — Спаси тя бог, Лексеюшко... Я сыта, поужнала.— И крутнула ключ, и в сундуке заиграла дивная мелодия, звон пошел по сундуку, и крышка приоткрылась, и была она изнутри обклеена всевозможными яркими этикетками, похоже, от колониальных товаров... Друзья перегля­ нулись. — Понял? — негромко сказал «Лексеюшко». — Сундук-то у вас ста­ ринный, бабушка,— заметил он погромче. — Давнишний,— откликнулась старуха нараспев,— ишшо в девках когда была, тятенька, покойный, покупал у приезжих купцов. Новый-то когда был, дак баско-ой был... — Чё сегодня по телевизору-то, бабушка? — спросил опять Алексей Г ригорьевич. — Ой... стреляют упеть! Я пужаюсь, когда стреляют... Колчаки иш­ шо когда шли, напужали... Те тоже все стреляли... Смирнов с Алексеем Григорьевичем уже открыли было рты, готовые слушать про «колчаков», но из дома выглянула хозяйка и недовольным голосом спросила: — Ну, где ты там долго? — Чичас, чичас,— заторопилась старуха. Достала мешочек с чем- то, и сундук опять же с протяжным звоном захлопнулся. — Стопроцентная чалдонка, учти, — с некоторой таинственностью в голосе сообщил Алексей Григорьевич.— Сейчас фиг найдешь таких древ­ них старух, и чтоб еще такие бодрые были и при ясной памяти... Настоя­ щий чалдонский говор! Ты заметил? «Спаси тя бог», «Лексеюшко», «упеть», «тятенька», не «красивый», а «баской»... — Алексей Григорье­ вич от водочки и еды распарился, разрумянился и весь сделался Смир­ нову таким близким и родным, что Смирнова тянуло на откровенность, хотелось назвать его Алешей, раскрыть ему душу и рассказать о своем многолетнем кипении в лаборатории, о своем житье в общежитии, о том, как за стенкой булькает уборная, и как ему, Смирнову, делается при этом стыдно перед женой... Рассказать о жене, об Ирке, о том, как он ее страш­ но любит, а вот она, наверное, разлюбила его вконец. Да и не то, чтоб, может быть, разлюбила, нет, а вот... не верит больше в его звезду, не верит, что он, Смирнов, сможет создать ей «нормальные человеческие условия», как она выражается. Рассказать о том, что недели через две он, Смир­ нов, собирался положить перед ней готовую диссертацию и сказать: «Ну вот видишь, а ты не верила...» И о своих страхах рассказать бы Алеше, попросить — научи ты меня, друг, помоги: что и как мне делать, как с