Сибирские огни, 1974, №10

НОВАЯ ПОЭТИЧЕСКАЯ БРИГАДА лась большой, —г и вот перед нами стихи Вячеслава Эпельштейна. Глянув на несколько усложненное, с пре­ тензией, название книжки, думаешь, что речь пойдет о неизвестных доселе путях и слож­ ностях души и мысли. Напрасные надежды. Автор слишком тороплив, чтобы остано­ виться на таких исследованиях, корпеть над словом в поиске истинной поэзии. Вместо этого, расстегнув пошире ворот рубахи, что­ бы легче дышалось, он выпаливает: О, возраст осмысления — Семнадцать с половиной. Иное поколение Спешит — проходит мимо. Начало бытия — Движение любое. Любимая моя. Все кончится тобою. Какие пустяки. Все, что мелькало мимо, Движение руки Твоей неповторимо. После чтения этого стихотворения, не знай) — как у кого, а пред моими глазами остаются лишь прыгающие слова, графиче­ ская лесенка строк и — ничего больше. В подобном вихре прикосновений к «теме бы­ тия» автор продолжает и свой дальнейший стихотворный путь. Вот, например, «Война». Играй в войну, мальчишка. По правилам играй. Когда убьют, мальчишка. Ложись и умирай... Убит не понарошке? Теперь, пацан, вставай. Играют на гармошке Про твой любимый край. Про белую березу И юную жену. Вставай, пацан. И слезы Просохнут на ветру. И песня долетает Из дальней стороны. Где кто-то ожидает Солдата с той войны. Не знаю, надо ли объяснять автору, что такая попытка говорить о войне (ведь здесь не только мальчишеская игра, — «песня до­ летает из дальней стороны...») лишена ка­ кой бы то ни было художественности, да­ же неприятна. Да ведь и дети, — стоит лишь присмотреться, — всегда играют в на­ стоящую войну. Взрослому советчику сле­ дует весьма осторожно вторгаться в такие игры и события, помня, что не о правилах поведения здесь он говорит, а о жизни и смерти. Впрочем, в этом стихотворении герой вы­ ступает в несвойственном ему состоянии —• Эпельштейн вряд ли испытал не только вой­ ну, а и разруху первых послевоенных лет. Поэтому посмотрим, как чувствует себя его герой в более современной для него обста­ новке. Вот — об осени: Теперь броди по октябрю. И, одиночества пугаясь. Купи смешного попугая. Оранжевого какаду... Зачем именно какаду? Автор поясняет: для того, мол, чтобы научить его «свистеть две грустные песенки о лете, чтоб на втором уже куплете тебе хотелось умереть от той 191 печали, из которой твои слагаются стихи». Да, разговор получается весьма серьезный — печаль, смерть... Но, оказывается, это еще не трагедия; автор, махнув рукой, не менее легко советует: «А впрочем, это пустяки. Пустые это разговоры. Продай смешного по­ пугая. И, лист опавший загребая, броди в средине октября»... Приходится сказать, что стремление автора к изображению своебраз- ной непараллельное™ сводится, в основном, к весьма посредственным зарисовкам че­ ловека и той природы, к которой он наведы­ вается с дачным чемоданчиком... А вот уж ко,му не надо искать встреч с природой, так это егерю Герману Боброву. Не наездом, не по воскресеньям и отпускам знает он природу, а можно сказать, работа­ ет вместе с ней. И, как человек, работающий по зову сердца, пользуется ее особым рас­ положением к себе. При таких взаимоотно­ шениях легко забыться, заменить дружбу панибратством. И — оказаться у разбитого корыта. Потому что, при 'всей своей терпе­ ливости, не простит природа человеку его самомнения, бестактности и жадности. Не позволит кричать о тайнах, которые выда­ ла лишь ему, другу, а не на всеобщую по­ требу и заработок. Человек, действительно любящий природу, не злоупотребит ее дове­ рием.. Таким поэтом представляется мне Герман Бобров. В стихах его книжки мож­ но найти отдельные огрехи, »о они искупа­ ются многими искренними и здоровыми по самой своей сути стихотворениями. Их пита­ ет почва не «промозглого», а действительно здорового таежного края, где — Слушают сторожко лоси. Сойдя с насупленных вершин, Как на ухабах стонут оси Транзитных бешеных машин. В лесу уже темно и сыро, Над магистралью — пыль и свет... И разделил два разных мира, Как пограничный ров, кювет. И если для Эпельштейна осень — пора по­ купок и продаж, смутного состояния, когда герой готов «не возвращаться в теплые края и, не возвращая одолженных червонцев, ка­ тать не бревна, ось вращать земную...» — на меньшую работу он не согласен! — то Герману Боброву не до подобной детской игры, в богатырей и сбежавшего должника. Бобров знает, что тот, кто действительно любит тайгу, кому она подарила свое вни­ мание и свет — «под шум дождей, под свист пурги будет ей .платить долги до гроба доб­ ровольно». И осень в стихах Боброва спо­ койна и мудра. В ее вершинах таится свет­ лая грусть сентябрьских дум края, имеющая самое прямое отношение к стихам Боброва и .поэзии... С лесом связана жизнь еще одного моло­ дого поэта — Виктора Власенко. До армии он жил ,в деревне, а сейчас работает в гео­ физической партии. В его стихах .нет той полноты чувства природы, которая свойст­ венна Герману Боброву. Автор и сам заме­ чает: «В таежной жизни что-то понимаю и с ней одним дыханием дышу...» Простим ему неуклюжесть выражения «одним дыха­ нием дышу». В общем-то, признание это по­ нятно и дает нам представление о ваз-мож-