Сибирские огни, 1974, №10

говорит Роман.— Книга слабая!!! И я ее вы­ черкнул из своей жизни»). Суровый при­ говор книжке, вынесенный самим автором, в общем справедлив, но тем не менее поэти­ ческий темперамент Солнцева прорывался через косноязычие и хаотичность стиховой структуры, что позволяло уже тоща, в ран­ них опытах, ощутить дарование. Недаром Солнцева заметили и молодой еще Вознесен­ ский, и многоопытные Симонов и Наровча­ тов. Не только заметили, но и активно под­ держали, ободрили, облегчили его дебют. В дебютной стадии, как говорят шахмати­ сты, у Романа Солнцева не обошлось без некоторой доли эгоцентризма, как, впрочем, и у его ближайших предшественников, на­ чинавших несколькими годами раньше, в се­ редине пятидесятых (небо «как вогнутая линза, я — в фокусе...»). Но почти ни один из молодых поэтов тех лет не миновал темы преемственности поколений, продолжения революционных традиций! В момент пере­ ходности, нравственного перевооружения, борьбы партия с последствиями культа лич­ ности молодые поэты как бы подтверждали свою .верность знамени революции, ленин­ скому знамени. Сквозь романтические туманы выступают образы красных бойцов в стихах Солнцева: Они бессмертные. Я вижу их в долинах дальних, нежилых. Они прошли огни и выжили... Я сквозь туманы вижу их! Поэт не просто отдает дань героизму и мужеству бойцов революции, поколению от­ цов— он видит в них нравственную опору себе. В разные годы и в разных вариантах будет возникать эта тема в стихах Солнце­ ва, обогащаясь нравственно и поэтически. Обращаясь к революционному прошлому, по­ эт о т н е го ведет линию гражданского са­ мосознания и общественного долга - к со- в р е ме н ,нос т и. Диалектика связен й взаимозависимостей настоящего и прошлого, преемственность че­ ловеческих деяний на благо общества мно­ госложна, поэтическое осмысление ее сугубэ индивидуально, но такова была тенденция нравственного развития в 50—60 годы, на­ шедшая отражение в поэзий, и именно это представляет для нас интерес, давая пищу для размышлений и выводов о теснейшем сопряжении искусства с жизнью народа, в особенности на крутых перевалах истории. Возвращаясь к времени дебюта, мне хо­ чется обратить внимание на то, что Солн­ цев заявил себя большим выдумщиком, фан­ тазером. Воображение его, очень подвижное, динамическое и при этом несколько хаотич­ ное, порою обгоняло мысль, но истоки вооб­ ражения, отправные пункты, как правило, были в человеческом опыте, в личном опыте молодого поэта. Он сам не забывает позабо­ титься о том, чтобы установить эту связь. Скажут мне друзья: — Откуда темы этой фиолетовой поэмы? Я скажу: — Друзья мои, не спорьте! Я скажу: — Друзья, вы лучше вспомните... И напомнит детство, школу, «фиолетовые пальцы», «фиолетовые строки», «фиолетовые губы», скачущие «фиолетовые буквы».... Фи­ олетовый (символ!) цвет детства! Стало быть,— «Фиолетовая поэма», да еще из сю­ иты «Солнце, деленное »а семь». А в сюите — «голубая», «зеленая», «оранжевая» поэ­ мы... «Голубая. поэма», например, о любви. В ■ней голубой цвет навязывается, хотя жиз­ ненные реалии — тоже из опыта. Но — вот она, игра воображения! — «Что делать мне, девочка Лиза? Кому я могу пожаловаться, что больно мне? Лиза! Линза! Ты—линза! Ты в фокус, как солнце, воспоминания сво­ дишь. Ты жжешь меня...» Спустя много времени не станем упре­ кать тогдашнего Солнцева за несамостоя­ тельность в этой игре. Что поделаешь, обая­ ние большого таланта в молодости бывает так велико, что преодолеть его прямое влия­ ние удается не сразу. Но стоит Солнцеву по­ надеяться на себя, поверить себе, как в строчках начинает проглядывать поэтиче­ ская индивидуальность. В «Зеленой поэме» парень валяется на траве, ест клубнику, мнет ее спиной и боками, а потом встает — «,в алых пятнах вкривь и вкось — как простреленный насквозь». А вот паренек везет воз сена на быках, сидит на возке: Вокруг него, томя жужжанием, слепни планетами вились! А он, как центр мироздания, сидел, поплевывая вниз... И снова не свое, репродуцированное: Оранжевое, оранжевое проносится, ошарашивая! Гитары гудят, оранжевые... Кострища горят, оранжевые... Да простится мне невольный каламбур, но «оранжеровка» под Вознесенского в то время все-таки мешала Солнцеву закрепить и развить элементы оригинального поэтиче­ ского письма. Но, по крайней мере, в живо­ писной детали, ,в метафорике молодой поэт проявлялся свежо и независимо («Там бро­ дит в тельняшке окунь, там лещ, как закат из окон...» Если сравнение леща с закатом можно счесть вольным, необязательным, то окунь «в тельняшке» —метафора остроум­ ная и точная). Правда, стремление сказать эффектно, не­ похоже на других ведет порою и к искусст­ венности. «Как рогатки мальчишек, оттяну­ лись тени в кустах...» Принудительность этого сравнения лишает стихи поэтической атмос­ феры. Но эффектность отнюдь не всегда уби­ вает поэзию. Вот эти строки, например: «И мысль, древнее, чем сама соха, обходит кри­ во .все гектары мозга»,— прекрасно вписы­ ваются в контекст стихотворения. Наконец, вполне естественные для Солн- цава-физика ассоциации из сферы науки и техники. ...Пусть интегралов змеи на копнах диссертаций спят под солнцем, пусть синевою отливают бомбы, повисшие в конструкциях машин. Или еще строки: «А снег, а о»ег—как блеск электросварки! Приваривают землю к