Сибирские огни, 1974, №10
узнала, Рерих и Елена Ивановна. Как жи вые они перед глазами... Потом знакоми лись. Дедушка спрашивал, кто прислал? «Нам сказали, что у вас всегда путешест венников принимают»,— отвечал Рерих. В нашем доме на втором этаже они жили. В комнате Рериха было очень много всяких банок, лежали большие свертки бумаги, очень много книг было. Мы когда с сестрой Таней и подружками заходили, он нам кни7 ги раскладывал, с рисунками, с картинка ми. Рассказывал. И всегда Рерих меня носил на руках, ко гда спускался вниз по лестнице, потому что я была маленькая, толстенькая и часто па дала. Он мне руки мыл под умывальником, похожим на чайник. Говорил: «Руки надо вымыть, грязные руки». Сколько они жили у нас, я всегда была с ними. «Марина Карпеевна! — говорили Елена Ивановна и Рерих моей маме,— отдайте нам Олю в дети!» Когда дедушка ходок запрягал или ког да верхом собирались ехать, мы с Таней прибежим, на лошади просим покататься. Рерих меня садил в седло, брал за повод и водил лошадь по двору. А потом они с де дом уезжали в горы. По утрам Елена Ива новна мне всегда косу заплетала, ленточки вплетала. Один раз, помню, надела на ме ня белое платье с цветочками, с бантиком впереди, сама она сшила. Потом пошли по казываться маме. Мама у нас была больная, рука у нее па рализованная. Дедушка почти все сам де лал, готовил, печку русскую топил. Когда они жили, помогали деду готовить. Такие были люди, всегда помогали. Все спраши вали, как ухватом чугуны ставить, а как это называется — клюка, угли загребать, а это — сковородник. Раз Юра взял ухват, начал чугун в печь ставить и навалил, весь суп на пол вылил. За голову схватился. А дедушка смеялся только. Это сильно я за помнила. А как уезжали они,— не помню. Только запомнилось, что собачка ихняя ос талась и целое лето жила у нас. А потом что-то случилось, она пропала. Дедушка так жалел... Среди записей Рериха о встречах в Верх нем Уймоне есть следующая: «Приходит заезжая художница... И ходит художница и зарисовывает старые уголки: ворота, наличники окон, разные балки и коньки крыш, точно последний список ве щей перед дальним путем»18. Удалось выяснить, что здесь речь идет о художнице Наталии Николаевне Нагор- ской19, которая ряд лег провела в Уймон- ской округе и стала родной и близкой ее жителям. Наталия Нагорская собирала для Новосибирского краеведческого музея пред меты крестьянского прикладного искусства. Она зарисовывала все богатство народных изделий, которые здесь устояли перед влия нием времени и являли собой богатую картину крестьянского быта русской стари ны. Писала акварели— деревенских деву шек в бухтарминских нарядах, срисовывала самотканые живописные опояски и вожжи, копировала вышивки, списывала украшения изб и предметов быта. О своей встрече с Рерихом она рассказы вала так: — Я жила в Нижнем Уймоне, у Желез- нова. На улице слышу разговор: «Сын по вез медвежатину американцам, может, ку пят...». Я спросила: «Где «американцы»? Что за «американцы»?» — «Они в Верх-Уй- моне»,— говорят. Мне интересно было по смотреть на них. Пошла к знакомой женщине, попросила коня. Я была платком повязана, в сарафане, как все в деревне, на плече сумка. Поехала в Верх-Уймон. Во дворе возле столба привязала лошадь. Поднима юсь по деревянной лестнице на второй этаж. В сенях стоит деревянный резной ди ван. Стучусь. «Кто там?» — слышится голос. «Здесь какие-то «американцы», я хотела посмотреть». Выходит мужчина с седой бородой, в верблюжьем свитере. «Не американцы, а путешественники. Я Рерих». «Рерих! Боже мой! Я люблю ваши карти ны: «Строят город», «Заморские гости», «За морями земли великие...» — Я сложила ру ки на груди, голову наклонила.— Ваши картины воспитали у меня чувство любви к родине, к истории русского народа. Вы вернулись на родину?». «Я не покидал родины. Я путешествую». Встреча было недолгой. Рерих был болен или устал после дороги, извинился. Вышли две женщины, может быть, Елена Иванов на. Я показала им рисунки из своего аль бома. Во всех воспоминаниях старожилы Уй- мона называли Лаптева, что частенько бы вал у Рерихов. Федор Петрович Лаптев20 в двадцатые годы жил в Верхнем Уймоне, был агентом «Заготпушяины», молодым, активным, лю бознательным. Когда разговор коснулся Ре рихов, глаза его засветились сердечностью: — Николай Константинович посоветовал мне учиться. Несколько раз повторял: «На до учиться, учиться!». Но я был молод, не придал значения... Я был примерно одного возраста с Юрой и с ним больше и чаще общался. Однажды я больше узнал о Рерихе. За шел в дом, никого не было, кроме Елены Ивановны. Мы долго беседовали. Она рас сказала, что Николай Константинович из вестный художник, что у него много учени ков. Я тогда думал, что это она так только рассказала.... В его комнате все стены были увешаны этюдами, набросками, картинами. С мольбертом он не расставался, очень много работал. ...Много в Уймонской долине людей, встречавшихся с Рерихами. Для всех встре ча с семьей художника была значительным событием жизни. Атамановы, Лаптевы. Черновы — все помнят Рериха. Проводили они всем миром путешественника за околи цу, по большаку направился он в крупные города, откуда по железной дороге соби рался проехать к великому озеру Байкалу, в широкие степи Монголии. Проводили уй-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2