Сибирские огни, 1974, №10
стые или простые, на головах шляпки с по лями. Елена Ивановна с женщинами часто об щалась, много говорила с ними. Любила очень маленькую Олю, дочку моего брата Прокопия, года четыре ей было. В доме Вахрамея она жила. На колени ее брала. Пока у нас жили, все с ней игралась, на руках таскала. Красивая была девочка, полненькая, спокойная. Просила очень от дать ей девочку, удочерить. Елена Иванов на много писала. Над Юрием, слышал, шу тила, мол, он ленивый, дневника писать не хочет. Спрашивал меня Рерих, какие есть шко лы, сколько их, сколько детей учится. Кол лективизации тогда еще не было. Показал я ему дом инвалидов в Верхнем Уймоне, двенадцать человек там было, • в старой школе жили. Он им денег дал, много, шесть коров тогда купить на них можно было. Старики шибко обрадовались. Пришел один мужик в дом к ним, не знал, как благода рить, стал на губной гармошке играть. Лаптев, Федор Петрович, часто к ним за ходил. И с теткой Агашевной14, художни цей, много разговаривали. О верх-уймонской художнице, тетке Ага- шевне, или бабушке Агашевне, вспоминают и сегодня в окрестных селах не меньше, чем о Вахрамее,' ее родном брате. Ее до мик, стоявший недалеко от горы возле ре ки, очень украшал село. Домик был «круг лый»15, под розовой крышей, крытый желе зом. Снаружи и внутри был окрашен снеж но-белой краской с узорами цветов и трав, изображениями птичек и зверей. На окош к а х— изящная резьба. В одной комнате пол был покрашен под рисунок цветных до рожек, в другой — имитировал затейливый персидский ковер. Все украшалось с не удержимой фантазией. Домик ее был буквально сказочным, при влекал взоры взрослых и детей. Никто не проходил мимо, чтобы не посмотреть. Краску бабушка Агашевна готовила са ма, варила олифу, что-то смешивала. С ху дожником Гуркиным была хорошо знакома. Ее приглашали расписывать избы и в Усть- Коксу, и в Мульту, и в Нижний Уймон. Од нажды за такую работу подарили коня. И не только дома расписывала. И люль ки детские, и деревянную посуду, квашни, кубышки, бочонки, прялки — то в «горо шек», то цветами и травами. И мебель то же покрывалась узорами, цветами, птица ми. Весь дом превращался в чудо-терем из русской сказки. Все удивлялись, как она умеет так чудно «красить». И птички, и звери были с «ха рактером», то горделивые, то нахохлившие ся. А «рисовала» птичек любопытно — ма кала в краску ладонь, ребром прикладыва ла к стене и— птичка готова. Загнутый мизинец образовывал головку с клювом. А узор в «горошек» наносила пальцем. Имела и кисточки, и краску в горшочках, как ста ринные живописцы. Краска ее была очень стойкой. Еще теперь, спустя три четверти века, ее творения радуют глаз. Росписи ее можно увидеть в Барнауле, в Музее изо бразительных и прикладных искусств, в альбоме по народному искусству Алтая16. Бабушка Агашевна и «книги писала». Давали ей реставрировать старинные руко писные тома. И письма писала всей дерев не. Наденет очки в черной раме, наклонит ся над бумагой и начнет выводить само дельным гусиным пером ровные, аккурат ные строчки. Чернила делала сама, из бере зовой чаги. А написанные строчки посыпала золой — вместо промокашки. В верхнем краю листа мудрила заставку, то узорчато травяную, то затейливую с фигурами. Бук вицы обязательно были большие, в старо славянском стиле. Под именем тетки Елены бабушка Ага шевна сразу узнается в дневниковой записи Рериха: «А вот и Вахрамеева сестра, тетка Еле на. И лекарь, и травчатый живописец, и письменная искусница. Тоже знает травки и цветки. Распишет охрой, баканом и сури ком любые наличники. На дверях и на скрынях наведет всякие травные узоры. По садит птичек цветистых и желтого грозного леву-хранителя. И не обойдется без нее ни одно важное письмо на деревне. «А кому пишешь-то, сыну? Дай-ко скажу, как пи сать». И течет длинное жалостливое и сер дечное стихотворное послание. Такая искус ница!»17. Продолжая свои воспоминания, Василий Атаманов рассказывал о последншс днях пребывания Рерихов в Верхнем Уймоне: — Ожидали они приезда Пономарева, исследователя. Списались с ним, в то время в Казахстане он был. Тоже на Белуху хо тел идти. Условились встретиться здесь. Но отъезд их выпал раньше, чем думали. Око ло месяца собирались здесь жить. Все же очень хотели с Пономаревым увидеться. Помню, Рерих мне говорил: «Так и не дож демся, так и не встретимся». Мне пакет с письмом для Пономарева дал. Потом он приезжал, погостил у нас пару дней и уехал в Москву. Отца моего, Вахрамея, уп рашивали Рерихи с ними поехать попуте шествовать, природу им помочь изучать, другие страны повидать. Не согласился отец, в семье остался. Упаковались они и уехали. До Бийска провожал их отец. Потом уже из газет узнали, какие это были вид ные люди. По сообщениям и снимкам выхо дило тоже, что в Новосибирске шибко хо рошо их принимали и провожали. Вахра- мей им письма писал. И они ему. Травы разные, лекарства в посылках им посылал. Говорил нам: «Надо послать, надо по слать!..». Среди рассказов о Рерихе очень любо пытны воспоминания той маленькой девоч ки Оли, которую Елена Ивановна хотела удочерить. Теперь Ольга Прокопьевна жи вет в Бийске. — Помню очень хорошо, как будто не так давно это было,— говорит Ольга Про копьевна.— Мы играли во дворе. Видим, дедушка наш, Вахрамей, отворяет ворота. Мы побежали поомотреть. Въезжает ходок, две лошадки запряжены. В ходке молодой светло-русый парень — Юрий, как аотом 12. Сибирские огни № 10.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2