Сибирские огни, 1974, №10
У Куприяна, по соседству, остановилась молодая чета, сопровождавшая Рерихов, которых Агафья считала дочерью Рериха с зятем а в избе, что стояла в ограде отцов ского дома, поселился «индус», работавший по хозяйству у путешественников и проз ванный скоро уймонцами монахом, так как чаше всего видели его сидящим с накид кой на плечах и раскачиваюшимся. Не знали уймонские остряки, что ладакец Рам зана просто не мог приспособиться к мест ному непривычному для него климату. О Рерихах вспоминала Агафья как о са мых близких людях. Не знала она, что ху дожник умер в Индии, что сын его Юрий привез на родину картины отца. Фотогра фию художника она не выпускала из рук, асе посматривала, вытирала краем фарту ка влажные глаза. —- Шибко хорошие люди были! Молодо лицые, разговорчивые. Со всем народом го ворили Сама была вся беленькая, светлая. И волосы светлые, и глаза. Шибко краси вая была. Длинный сарафан у нее был, долгая одежда. Широкое, очень длинное носила. Вся одежда здешняя. Окошки от крывать любила. Возле окна обычно сиде ла. Все писала, писала. Не по книгам, а на память писала. Бывало, в окошко высунет ся. а я внизу во дворе с подругами сижу, болтаю, позовет меня: «Аганя!» и расска жет мне что-то. Не помню уже, о чем. А раз забежала я, вижу — слезы у нее на глазах. «С чего это?» По младшему сыну, говорит, скучаю, и плачет. Три года его не видела. Учился все где-то... А сам тоже весь светлый был. С седой бородой, в сером костюме, хоть и жара на дворе, в тюбетейке. А выйдет на улицу, еше поверх тюбетейки шляпу наденет. Мно го книг у него было всяко разрисованных. Сам все книги расписывал, сам показывал. Много народу к ним шло, многих сам звал. Лаптев часто бывал и другие. И Серапион сколько раз заходил. Все они простые люди были, зять только неразговорчивый. Груст ный был, вся личность темная. Все со ста риком говорит, говорит, старик только по нукал. А дочь прибежит, как бабочка пор хает. по камушкам. У нас дожди прошли, кругом лужи, грязь, а она в туфельках, вся беленькая, каблучок такой... Мы от ка литки до дома дорожку из камней уложи ли... И Юра простой был. Двадцать три года ему было. Молод был, а бородку не брил. Здесь рубашку купил, коленкоровую, зеле ную,— лавка тут по дороге была, купца Печенина. Все в той рубашке бегал. Навы пуск е- носил. Мне та рубашка совсем не нравилась,— как у всех мужиков. А ему она почему-то мила была. До дому хотел довезти, осторожно велел стирать, чтобы не полиняла, не порвалась. Меня к ним в хозяйки взяли Как приехали, отец всех нас четырех сестер в ряд поставил, а меня взяли Сами выбрали Просто так заходить не велели Только позовут когда Готовила я им Оладьи, пирожки стряпала, с мали ной, с творогом Пирожки прямо в масле варила, удивлялись они: пирожки махонь- кие-махонькие. Юра на кухню прибежит. смотрит, чтоб я сама готовила. Говорит: «Тебе поручено, сама стряпай, сама и при носи». Иной раз индус им стряпал. По-рус ски плохо говорил, лет пятьдесят ему было. Только шибко мало кушали. По одному пи рожку съедят, и сыты, а сами здоровые. В шесть часов утра вставали. Шибко много работали. Утром встанут, в халатах все, и Юра. А придут вечером, переоденутся и опять за работу... Керосин не жгли, при свечах вечером жили. Старик больше у се бя сидел, а Юра бегал или в горы выез жал. А иной раз вместе ездили. И сама ез дила. Ей коня смиренного нашли. Здесь ез дить училась. Говорила: «Теперь уже смелее езжу». Мой батюшка их водил... Оказалось, что отец ее, Вахрамей Атама нов, был выдающимся человеком, извест ным проводником. Знал здесь все тропы. Уже с 1905 года стал водить людей. Водил ученых, художников. Часто сопровождал по Алтаю и к Белухе профессора Томско го университета Сапожникова4. Водил куп ца Михаила Тобокова. В 1909 году был у него художник Арбунов, писал горные па секи, портреты мужиков, рисовал девок в ярких нарядах. Знаменитый алтайский жи вописец Чорос-Гуркин5 был своим челове ком у Вахрамея. В доме Вахрамея висела картина, подаренная Гуркиным,— могучие горы, быстрая река на переднем плане, и по непрочной жердочке переходит ее алта ец. Бывал и Атаманов в гостях у Гуркина, в его доме-мастерской, в Аносе6. Славился Вахрамей всякими знаниями. Дома у него была коллекция разнообраз ных камней, собранных в походах с учены ми. И кузнецом он был хорошим, кузня бы ла своя. Овчины выделывал вместе с семь ей, с внуками, которых с малых лет приу чал к ремеслам. Выписывал книги, журналы. Собирал це лебные травы, корни, цветы, которыми так богаты луга алтайские. И врачевал ус пешно людей и животных. Из Москвы к нему ботаники ездили, чтоб справляться насчет лечебных свойств растений, назва ния уточнять. Когда организовали кооператив, первым в него вступил Сам создал комитет по взаимопомощи в Уймоне. Дом его был двухэтажным, шестистен ным, расписанным внутри. На светло-голу бом фоне были узоры трав и цветов, в од ной из комнат была роспись с красной ча шей. Дома было очень чисто. Вокруг — палисадник с цветами. На втором этаже были две комнаты, разделенные коридо ром, балкон деревянный выходил на сто рону двора. Здесь квартировали многие пу тешественники. Здесь разместился и Нико лай Константинович Рерих с Еленой Ива новной и Юрием. Когда Рерих работал в своей комнате, к нему никто без приглашения не заходил. Вахрамей единственный мог заходить в любое время. Видно, что-то очень сближа ло их. Возможно, художник, любивший народ ные легенды, использовавший их часто в своих картинах, нашел здесь талантливого сказителя. Возможно, Вахрамей своей ув
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2