Сибирские огни, 1974, №10
Леопольд Цесюлевич КРЕСТЬЯНЕ АЛТАЯ О НИКОЛАЕ РЕРИХЕ «Вахрамей по завету мудрых ничему не удивляется; он знает и руды, знает и ма ралов, знает и пчелок, а главное и завет ное — знает он травки и цветки. Это уж неоспоримо. И не только он знает, как и где растут цветки, и где затаились коренья, но он любит их и любуется ими. И, до са мой седой бороды набрав целый ворох многоцветных трав, он просветливается ли ком и гладит их и ласково приговаривает о их полезности. Это уж Пантелей Цели тель — не темное ведовство, а опытное знание. Здравствуй, Вахрамей Семеныч! Для тебя на Гималаях Жар-Цвет вырос.»1 Так записал в своем путевом дневнике в 1926 году, в алтайской деревне Верхний Уймон, Николай Константинович Рерих. Эти столь сердечные и дружеские строки выдающегося художника, посвященные крестьянину, уймонскому мужику, застави ли задуматься, кем же был этот Вахрамей Семенович, какие отношения были у него с художником, и не живет ли он и его семья еще теперь в дальнем селении, не зная и не ведая дальнейших судеб Рериха, лишь долгими зимними вечерами вспоми ная необычного гостя двадцатых годов. Путешествие в Верхний Уймон не из про стых, От районного центра — села Усть- Коксы, куда сейчас ходит по горному трак ту маленький автобус, надо пройти по ви сячему мосту быструю Коксу, пересечь на пароме Катунь и тогда за лесом, за пере валом, за многими речками, у подножия высокого скалистого хребта, окруженная со всех сторон горными кряжами, будет скрытая от внешнего мира деревня. Уймон — селение старинное, избы боль шие, рубленные из мощных лиственниц, окошки узки и высоко расположены, как строили на Русском Севере История Уймо- на повествует, что образовали его дерзкие беглецы из западных краев России, бежав шие от крепостного гнета, церковной ре формы Никона и новшеств Петра Перво го,— раскольники. ...Видела Уймонская долина бои граж данской войны, гибель красногвардейского отряда Петра Сухова. В Великую Отечественную все мужчины были ,вз фронте. Опустели многие дома Верх-Уймбна. У бабки Меладоры погибли муж и пятеро сыновей, у соседки ее — все девять сынов полегли. В который дом ни войди, везде война оставила раны. Теперь Верхний Уймон обновлен. Среди посеревших древних изб виднеются све жие срубы. Выросла длинная улица новых домов, маслозавод, школа, магазин, столо вая... Многое построено руками студенче ских строительных отрядов. Найти в Верхнем Уймоне людей, помня щих художника Рериха, оказалось не так уж трудно. Секретарь совхозной конторы Матрена Лукьяновна вспомнила, что тет ка Агафья про какого-то художника рас сказывала Агафья Вахрамеевна Зубак-ина*, неболь шого роста, пожилая женщина, с загоре лым лицом, в многочисленных морщинках которого запечатлелась вся трудовая ее жизнь, оказалась дочерью того Вахрамея Семеновича, о котором писал Рерих. Когда она увидела фотографию Николая Константиновича, лицо ее внезапно освети лось улыбкой, и сквозь набежавшие слезы Агафья Вахрамеевна воскликнула — Он, он! Помню, Юра, сын, был! К а кие хорошие люди были! Мало пожили, а добра много сделали... В бревенчатом доме Зубакиной продол жился дальнейший разговор Отец ее, Вах рамей Атаманов3, давно умер. Но Агафья хорошо помнит, как в годы ее молодости в их доме квартировал Рерих с женой Еле ной Ивановной и сыном Юрием,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2