Сибирские огни, 1974, №10

— От друзей наполучал,— на чистом русском сказал пан Александрович и вздох­ нул.— Друзья по несчастью... Жизнью обя­ заны друг другу. Извинившись за нескромность, я спро­ сил, можно ли их почитать. Александро­ вич поднял стекло и предоставил мне пра­ во выбирать любую открытку. «Дорогой друг Станислав! — прочитал я первую надпись, сделанную крупным раз­ машистым почерком.— Спасибо за ваше теплое письмо! Со своей стороны от всей души поздравляю вас и вашу семью с праздником труда — 1 Мая, Днем Победы — 9 мая... По-братски обнимаю. И. О. Кузьменко, Киев, улица Большая Подваль­ ная, 38, квартира 2». Другие поздравления были от Александ­ ра Сазыкина из Кемерова, от Евгения Ко- лотовкина из Перми, от Валентина Фила­ това из Львова, от москвича Александра Лебедева — автора книги «Солдаты малой войны»... Я говорю пану Александровичу, как мно­ го у него друзей в Советском Союзе и как легко ему общаться с ними, поскольку очень хорошо владеет русским. — Не забыл родного языка,— смеется он.— Хотя некоторые слова уже путаю, не так произношу. И тут выяснилось, что пан Александро­ вич — бывший советский воин. Служил он в дивизии, которая носила имя К. Е. Воро­ шилова и была обстреляна еще на линии Маннергейма. Июнь сорок первого дивизия встретила в Слуцке. В ту ночь Александ­ ровичу даже вещий сон привиделся, будто он попал в плен к немцам. Проснулся от грохота, который оказался явью начавшей­ ся трагедии. Потом первые ожесточенные бои. Потом окружение, паника. 7 августа в районе Барановичей, где дивизия прорыва­ лась из окружения, был ранен, а 14 авгус­ та попал в плен. Начались скитания по фа­ шистским концлагерям. В октябре оказал­ ся в Освенциме. Я спрашиваю, какой у него номер, и смотрю на руки. Александрович расстеги­ вает рубашку — 2123. Почему на груди? Так поначалу клеймили гитлеровцы совет­ ских военнопленных, которых пригнали в лагерь на каторжные работы. Потом ста­ ли номера выкалывать на руке. — Кто попал на земляные работы, все полегли,— задумчиво говорит Александро­ вич.— Меня товарищи пожалели — я был самый молодой, еще восемнадцати не ис­ полнилось,— определили на кухню... Станислав Александрович вспоминает о том, как протекала жизнь в аду. Что же было главное? Побеги! Мечтою о них жи­ ли все. Александровичу пришлось не меч­ тать об этом, а действовать — помогать тем, кто организовывал побеги. — В одиночку вырваться было совер­ шенно невозможно, только с помощью дру­ зей. Нам, советским людям, даже при со­ действии трудно было бежать. У немцев всюду были расставлены ловушки. Помню, как сорвалось у ленинградского артиста Рассказова. Помогли ему вырваться на сво- к боду, но фашисты изловили. Казнили на наших глазах. На допросе он все брал на себя, никого из наших не выдал. Еще он пытался выгородить танкиста по имени Вася. Однако Вася сам себе перерезал ве­ ны. Полякам легче было совершать побе­ ги, но они, были случаи, даже отказыва­ лись это делать. Родных жалели. Однаж­ ды старушку привезли в лагерь, заставили ее перед нами выступать: плакала и отка­ зывалась от сына за то, что он совершил побег. Мы-то понимали, что это инсцени­ ровка. На глазах у матери сына повесили... И наоборот делали фашисты: на глазах у сыновей казнили родителей. Когда Совет­ ская Армия ступила на землю Польши, мы в это время помогли бежать многим поля­ кам. Подробно рассказывает Александрович о том, как был организован осенью сорок второго массовый побег, задуманный в честь годовщины Великого Октября. Шестьдесят девять человек вырвалось тог­ да на свободу. На поиски беглецов гитле­ ровцы стянули целый гарнизон. В лагерь привезли лишь одного узника — убитого... Беседу нашу прервала появившаяся в кабинете жена Александровича ■— невы­ сокого роста, смуглолицая, темные волосы до плеч, не скупится на улыбку, зубы так и сверкают, голос громкий, но мягкий. — Я очень рада, когда мужа навещают друзья из Советского Союза,— говорит она, наполняя фразу ломаными русскими и певучими польскими словами. На ее руке я вижу наколку — 8535. — Вы тоже были в Освенциме? — Вместе с мужем,— отвечает она. — Там поженились? — Полюбились... Мужем и женой мы стали после войны. Меня осеняет догадка, почему Польша стала Александровичу второй родиной. ...Впервые Станислав Александрович увидел польскую девушку Кристину Лап- чинску сквозь двойной переплет проволоч­ ного ограждения. В толпе изможденных узниц она была, как и все, в полосатой ро­ бе, острижена наголо. Помахал ей, она тоже подняла руки. Однако словом нельзя было переброситься: за колючкой между мужским и женским секторами, как по ко­ ридору, сновали вооруженные до зубов фрицы. Им ничего не стоило пустить авто­ матную очередь в того, кого признают на­ рушителем лагерного режима. А разгова­ ривать через колючую проволоку было строжайше запрещено. Увиделись они и на другой день перед вечерним аппелем, опять помахали друг другу. А потом стали встречаться каждый раз, как выдавалась свободная минута. Пос­ мотрят друг на друга, и рады, что еще це­ лы, держатся на ногах, не выбракованы для удушения в газовой камере. Друзья по несчастью сначала горько под­ шучивали, а потом поняли, что парень за­ болел любовью по-настоящему. Выбрал времечко! Жалеть его стали. «Выбрось ты чепуху из головы!» Не помогало. Тогда люди стали беречь это большое чувство со-