Сибирские огни, 1974, №10

е колосьев — снова шум и гуд, и метр за метром, шаг за шагом комбайны по земле ползут... На каждом стане и в бригаде сегодня думают о том: «Ну, проливной бы хлынул на день, ну, на два, что ли, а потом чтоб было ветрено и сухо, чтоб колос вновь шуршал в горсти. А тут такая заваруха, ни жать нельзя, ни молотить...» На стане что! Лафа на стане. Там ни дождя, ни стужи нет. Там повариха, тетя Маня, готовит у плиты обед. Сейчас ворчит: — Кому охота завзятых лодырей кормить! Из чашки — ложкой, вся работа, и — на бок. Да и как тут быть, коль дашь поесть, так рты воротят: мол, то не этак, то не так... — Ты, Марья, чувствуется, вроде чем недовольна! — Вот чудак еще пришел!.. Вполоборота она взглянула. Ну дела! Пред ней — Иван Петрович Кротов. С дождевика вода текла. Красно лицо. И весь как будто он на лихом ветру застыл... — Петрович! Бес меня попутал! Никак не думала, что — ты... На что сержусь! В иные дни-то сварю обед — и к полосе. Теперь сидят, глядят сердито, и хмурятся, и злятся все. — Иль плохо кормишь... — Что ты! Что ты! У них же, господи прости, нет аппетита без работы, да и не спят они почти. ...Гремя промокшими плащами, приходят люди на обед. Сегодня рыбой или щами их не обрадуешь, коль нет работы нужной, коль от скуки закисли. Как тут можно жить, когда свои большие руки не могут к делу приложить!..