Сибирские огни, 1974, №10
верно, человека, который искренне пожалел бы о нем и душевно опла кал... После укола боль как бы съежилась, теперь уж не всю левую сто рону груди ломило, а самое, сердце; хотелось придавить его чем-то, как больной зуб, повернуться на левый,бок, но Николай Васильевич давно уже не мог спать на левом боку. Он смотрел на телефон и перебирал в памяти, кому можно позвонить, .чтоб-пришел ц просто посидел рядом, поговорил о чем-нибудь, отвлек от бб'ли. Если .бьТ раньше — повод мож но было бы найти, но в одиннадцатом часу... Ах, давно'он не разговаривал по-.прйятельски о чем-нибудь отвле ченном, не связанном с этим проклятым производством, давно не чи тал ничего, кроме газет, не слушал ничего, кроме «последних известий». Как очерствела, иссохла его душа! Столько лет карабкаться по слу жебной лестнице, достичь намеченной вершины — а там голо, ветрено... Глупо, глупо! Надо как-то иначе строить свою жизнь, какие-то знаком ства завязать, где-то бывать.. Может быть, любовницу завести? Нет, женщины никогда не играли в его жизни существенной роли, теперь и подавно. Пора заняться собой.'Закончится эта катавасия — и надо ехать в Красноярск и ложиться в клинику. Здешние коновалы только на сморк умеют лечить. Говорили же ему, что сердечникам Север противо показан... Теперь единственный выход — вывести экспедицию в передо вые и просить перевода в отстающее хозяйство, куда-нибудь на юг края. Но сначала — подлечиться. И вообще, сколько можно, убеждать себя не расстраиваться из-за пустяков, не придавать значения мело чам. Ах, эти мелочи! Разве в них дело? Беда его в том, что он самолю бив и слишком раним, душа е г о— нежный цветок, который страдает от любого грубого прикосновения. Раньше ему казалось, что высокие по сты оберегают от грубости жизни. Если бы... Видно, сам господь бог не застрахован от хамства, бестактности, неблагодарности и недисцип линированности своих архангелов, и если у господа бога тонкая душа можно и ему посочувствовать. Мохнатое сердце требуется, чтобы ус пешно руководить, а лучше его совсем не иметь.. Разжалобив себя таким образом, Николай Васильевич, чтобы не терзаться воспоминаниями о последних перенесенных им обидах, как это обычно случалось во время бессонниц, закрыл глаза и постарался ни о чем больше не думать, даже о гнетучец своей боли в груди. Но ус нуть он не мог еще долго, и оттого, что гнал от себя мысли, в воспален ном мозгу его образовалась сумятица клочковатых, раздробленных карти нок, реальных и воображаемых, и забытье не пришло к нему и во сне. Наутро Николай Васильевич встал с головной болью, а сердце так и не отпустило, ныло, покалывало, боль стреляла под лопатку и в же лудок. И Николай Васильевич решился на крайнее средство залпом, как лекарство, принял большую рюмку коньяка. Сердце сразу же заш лось, а потом он перестал его чувствовать, но в груди все задубело, тре вожно занемело, как после новокаина. В таком состояние он и пришел в контору. Его ждала радиограмма из управления, извещавшая, что комиссия прибудет сегодня утренним рейсом. Оставалось минут сорок. Николаи Васильевич вызвал Хандорина, заместителя секретаря партбюро, велел ему брать выездную и ехать встречать гостей. Кто именно должен прилететь, сколько человек — этого Николай Васильевич еще не знал. Выпроводив Хандорина, Николай Васильевич позвонил в отдел пе ревозок и справился, когда должен вернуться вертолет из Курейки. Ска зали, что часа через полтора. Коньяк быстро впитался в кровь, Николай Васильевич ощутил не который даже подъем. Э-э, волков бояться — в лес не ходить. Бывали у
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2