Сибирские огни, 1974, №10
ли почту. Управленческие циркуляры, радиограммы из подразделений помогали ему ориентироваться в событиях так же, как лектору-между- народнику — свежие газеты. Разница была в том, что международни ку не дано .влиять на ход событий, Николай же Васильевич имел т а кую возможность и повсеместно ею пользовался. В одиннадцать секре тарша вручала ему на подпись бумаги, скопившиеся за вторую поло вину минувшего дня и за утро. Часть этих бумаг Николай Васильевич подписывал сразу, а те, которые требовали уточнений, согласований и собеседований, оставлял у себя на послеобеденное время. Порядок этот был незыблем, поломать его могли только ЧП, но за без малого год работы в должности руководителя экспедиции таковых у Николая В а сильевича, слава богу, не случилось. Перерыв настал, истек. Теперь Князеву стало ясно, что Арсентьев не преминет по обычаю помариновать его, потомить, и он приготовился терпеливо ждать. Он не угадал. Арсентьев вызвал его сразу после обе да, Князев и в этом усмотрел для себя доброе предзнаменование и в кабинет вошел легко, с приятным холодком в груди, чуть ли не с улыб кой. Николай Васильевич, напротив, был хмур, в глазах его стыла по дозрительность. — Что это у вас за личные обстоятельства появились? — Личные. То есть касающиеся моих личных дел, — четко отве тил Князев. — Для личных дел существует личное время. Внеслужебное. Кро ме того, — Арсентьев ткнул пальцем в заявление, — я не вижу здесь визы вашего непосредственного начальника. Вам-то уж надо бы знать порядок. — Он пододвинул бумажку Князеву. — Подпишите это у Афонина, потом продолжим разговор. Ожидал Князев, что Арсентьев будет куражиться, многого ожидал, ноне такого унижения. — Хорошо, — подчеркнуто вежливо сказал он, — я попытаюсь уговорить Бориса Ивановича. Ненавистны стали ему в последнее время эта двойная дерматином обитая дверь, этот полутемный кабинет и собственные щеки, у которых открылась вдруг способность мгновенно воспламеняться. Но надо бы ло сберечь в себе интонацию последней своей фразы, чтобы она, как камертон, определила тональность последующего разговора. Он мягко положил заявление перед Афониным, зайдя сбоку. — Борис Иванович, требуется твоя виза. Афонин пугливо взял бумажку, принялся читать. Читал долго, будто иностранный текст, потом нерешительно спросил: — А что я должен написать? — Вот здесь внизу: «Не возражаю». Расписаться и поставить дату. Афонин вывел то, что от него требовалось. Сквозь редкие его во лосенки светилось темя, ворот рубашки был несвеж, шея заросла. Не ухоженный у него был вид и несчастливый. Кажется, не впрок ему власть пошла. ...Арсентьев вновь положил листок перед собой, звонком вызвал секретаршу: — Афонина ко мне, пожалуйста... Сидели не глядя друг на друга, полные отчуждения. «Что он еще затевает? — с беспокойством думал Князев. — Что-нибудь по отчету спросить? Так Афонин не в курсе...». — Борис Иванович, — требовательно спросил Николай Василье вич, когда Афонин явился, — вы так уверенно отпускаете своих под чиненных? У вас полный порядок, отчет уже написан, да? Афонин посмотрел на Князева, но Князев молчал, глядел в окно.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2