Сибирские огни, 1974, №10

вую идейку, осенившую его светлую голову минувшей ночью; а то про­ сто кто-то, где-то, чего-то. Мало ли событий может стрястись за два не­ рабочих дня. И вот приходит человек в свою контору, полный деловых соображений, а его с порога словно дубиной по черепушке... В пять минут десятого Князев снял с доски ключ и, пройдя по ко­ ридору, остановился у своей камералки. Дверь была не опечатана. Он подергал ручку. Нет, заперто, да и ключ у него, он первый сегодня. Странно. Князев отпер дверь, вошел. Пломба лежала на месте, с краю стел­ лажа — металлическая крышечка-завертка от флакона туши, заполнен­ ная пластилином, сбоку две дырочки, в которые продета суровая нитка. На пластилине ясно была видна цифра 38, — номер его печатки, — рас­ сеченная следом от нитки. Все ясно, в пятницу дверь не опечатывали. Ну, деятели. Он с неудовольствием подумал, что Арсентьев, взявший привычку являться в контору на полчаса раньше, а уходить на полчаса позже, на­ верняка засек это нарушение. О том, что могло что-нибудь пропасть, Князев и мысли не допускал— в камералках сроду ничего не про­ падало. Он разделся, нетерпеливо глянул на-свой стол, за который он сей­ час засядет и работнет, глянул — и, еще не успев испугаться, удивился: стереоскоп стоит там, где и стоял, а пачка аэрофотоснимков, которая должна была лежать рядом, не лежит. Нет ее. Может, ребята, уходя, сунули в стол? Он подвигал ящиками, полез в тумбочку. Нету. Князев опустился на стул, растерянным взглядом пошарил по стел- лажам, по соседним столам. Куда они могли деться? Десять аэрофото­ снимков размером 18X18, каждый со своим номером и грифом «секрет­ но». Тут за один-то голову снимут... А может, он их сам в пятницу, утром, перед тем, как бежать в аэро­ порт, отнес в спецчасть и тут же забыл об этом, вылетело из памяти? Шумно распахнулась дверь, ввалились румяные постояльцы фрау Фелингер. — Доброе утро, Андрей Александрович. Вы как ночевали тут. Улетели наши весновщики? Князев не ответил на приветствие и голосом, не предвещающим добра, спросил: — Кто в пятницу уходил последним? Постояльцы переглянулись, покоробленные таким тоном, потом Высотин, переломив бровь, официально ответил: — Когда мы уходили, оставался Борис Иванович. — А зачем он оставался? — Это вы у него спросите. — Высотин громыхнул стулом, на лице его была обида: взяли и ни за что ни про что испортили человеку с утра настроение. Тихим барсучком сунулся к своему столу Сонюшкин и сразу же с деловым видом зашелестел калькой — знал, что под горячую руку Князеву лучше не попадаться. А Фишман причесал густые вьющиеся волосы, обобрал пальцами расческу и с безмятежностью человека, который не чувствует за собой никакой вины, пояснил Князеву: — Мы минут на пять раньше ушли, все втроем, а Борис Иванович оставался, но тоже собирался уходить... В чем дело, Андрей Алексан* дрович, что-нибудь случилось? — Дверь не опечатали.