Сибирские огни, 1974, №9

9 6 ______________________________________________________Е. ГОРОДЕЦКИЙ _ Е:ще не получены все анализы, нет серии шлифов по основному раз­ резу и не отдешифрированы аэрофотоснимки, но все эти данные можно будет учесть позже. Карта созрела, просится на бумагу, и нет сил унять нетерпение. В году два таких знаменательных дня, которых ожидаешь и к кото­ рым готовишься: день первого маршрута и первый день работы над картой. Микроскоп спрятан в ящик, коробочки со шлифами убраны, стол застлан свежей миллиметровкой. Мнущийся под пальцами рулон чистой топоосновы развернут и прикноплен по углам. Оправа сложенная попо­ лам полевая карга, испещренная пометками и исправлениями — следа­ ми новых уточненных данных, новых идей. В левой руке измеритель, в правой — остро отточенный карандаш. На топооснове чуть заметные сле­ ды уколов — это аккуратная Таня Афонина перенесла с карты точки коренных обнажений по маршрутам. И вот короткими плавными штри­ хами, словно под фломастером художника, ложится первая линия, пер­ вая граница между интрузивом и осадочной толщей... Скупо движется карандаш, вольно гуляет мысль. Рождаются вари­ анты рисовки. Прикинул ситуацию на отдельном листке, построил два- три разреза — все ясно, едем дальше. Так, здесь ни одного коренного, все закартировано по свалам, по высыпкам. Ну, не беда, дадим пунктир, условную границу. Потомки поймут и простят. А здесь сам черт ногу сломит: три разновозрастные интрузии секут друг друга, поди разберись. Можно, конечно, подтянуть поле леднико­ вых — и концы в воду. Ан, нет. — Илья, давай-ка поглядим еще разок. Твой маршрут, обнажение восемьсот семнадцатое. Высотин лезет на стеллажи, достает запыленные образцы, раскла­ дывает на своем столе. — Давай описание глянем. Доставай пикетажку. Та-ак... Восемь­ сот, восемьсот... Вот оно. Ну-ка, что ты тут изобразил? Погоди, а где же рисунок, схема? Высотин молчит, ковыряет пальцем образец. — Сколько я раз повторял! — возвышает голос Князев, но отчиты­ вать своего подчиненного за нерадивость нет настроения, и он только машет рукой.— Ну, что теперь? Шею тебе намылить? Или заставить слетать на вертолете за свой счет туда-сюда? — Александрович,— говорит Высотин,— я и так все помню. Вот да­ вайте нарисую. — Своей бабушке будешь по памяти рисовать,— бурчит Князев, снова разглядывая образцы. Действительно, хоть гони обратно в тайгу... Он возвращается к карте. Ну, ничего, В общем-то, картина ясна, в масштабе карты все равно эти мелочи не покажешь. И все же интерес­ но было бы разобраться. Ох уж этот Высотин... Короткими, четкими движениями карандаш, словно резец по мра­ мору, высекает на карте границы пород, и в памяти восстают картины натуры: скальные обрывы, издали похожие на песочные «пасхи», а вбли­ зи пугающе неприступные, как стены древних замков, у подножия нагро­ мождения тонных глыб, то спаянных веками, то качающихся под но­ гой, еще ниже — сырые непролазные заросли тальника, редкий черный лес, и мхи, и комариное пение за спиной. - Он вспоминает, что еще тогда, в маршрутах, когда в голове у него постепенно вырисовывались контуры будущей карты, ему представлялся сегодняшний день, и эти два времени встречаются сейчас на острие его карандаша... — Александрович, на вас занимать?