Сибирские огни, 1974, №9
лась, хлопотала о дровах, конопатила оставшиеся после строителей ще ли и замазывала огрехи, муженек ее в поле крутил любовь со студенткой, j С того времени никто не видел Переверцевых вместе, ни в праздники, ни: в будни, я что дома у них происходило — никто не знал. Не выносили они сор из избы, не плакались знакомым, Томка вроде бы уезжала куда- то, а Сашка осунулся, перестал смеяться и засиживался в конторе до-; поздна. Горько было видеть, как люди сами себе сквернят жизнь: он — j не умея каяться, она — не умея прощать. Но теперь, кажется, все пере мололось, и коль позвали на пельмени, будут не только пельмени. На Геологическую Князев вышел задворками. Улица расстроилась, зима изменила ландшафт, и он не сразу нашел нужный дом. Потоптал унтами, сбивая снег, мазнул лучом фонарика по стенкам просторных сеней и дернул набухшую дверь. В кухне было натоплено и светло, у ду- j ховки сидела Тамара, сушила длинные темные волосы. — Раздевайся, проходи. Я сама только пришла, в бане очередяка такая. — Жара у вас. — Ольгу купать будем. А ты снимай унты, свитер. Сашок, дай шлепанцы. Князев прошел в комнату, сделал пальцами «козу» трехлетней Оль ге, та испуганно обхватила ногу отца. Переверцев был в растянутых на коленях тренировочных брюках и майке, на плечах и груди курчавились волосы. Тамара рядом с ним выглядела худеньким подростком. Князев похлопал его по животу — раскормила тебя жена! — и сел в мягкое кресло, снятое с пассажирского ЛИ-2. Хорошо, домовито было у Пере верцевых. Во многих квартирах бывал Князев, и почти везде пахло би вуаком — складные столы, стулья, кровати-сороконожки, вместо шка фов самодельные фанерные пеналы. А здесь даже ковер на полу лежал, подле дивана. Развалясь в кресле, Князев перелистывал журнал и слушал, как за перегородкой в кухне повизгивала и плескалась Ольга, ворковала Та мара, ласково бубнил Сашка. Милая семейная возня. На работе Сашка совсем другой — молчаливый, жестковатый. Ну, правильно, так у людей и получается: дома отдыхают от работы, на работе — от дома. Купание закончилось, Ольгу унесли спать. Переверцев вытаскивал воду, Тамара звякала кастрюлями. Князев услышал, как на кухонный стол высыпали вроде бы камешки, и скоро до него донесся умопомрачи тельный дух закипающих пельменей. Но прежде была строганина из нельмы. Прозрачные, розовато-бе лые стружки таяли во рту, даже вкус трудно было уловить. — Ее чтоб распробовать, надо целиком съесть.— Переверцев с со жалением отодвинул пустую тарелку. А Тамара уже накладывала пель мени. Не какие-нибудь там уродцы, среднее между клецками и варени ками с мясом, что подают в ресторанах и домах нерадивых хозяек, а настоящие — маленькие, упругие, аккуратные, как девичье ушко, сочные, по три на ложке... впрочем, ели их вилками, обмакивали в разведенную уксусом горчицу и ели. Они тоже таяли во рту, и каждый пельмень тре бовал подтверждения, на самом ли деле так вкусно, или только показа лось. А спирт из густо запотевшего графинчика, разведенный градусов под шестьдесят, обжигал горло и грел душу. После чая с брусничным вареньем разомлевшие мужчины перешли в комнату, закурили. У Переверцева посоловели глаза, он прилег на ди ван и, поставив рядом с собой блюдце, после каждой затяжки щелчком сбивал в него пепел. Как и все живущие работой, обсуждали служебные дела. — Расклад такой,— неторопливо говорил Переверцев.— Осенью сдали пять двухквартирных домов, а кто в них вселился? Бухгалтер,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2