Сибирские огни, 1974, №9
Не надо, не надо, мать моих детей, не надо,— повторял, словно горное эхо, Камылды. Кымыс подумала, что детей у Тарынчак порядочно, тут вот трое да дома, в Куулгы, уже взрослая Нина. А раз много детей, теперь то, что должно произойти с Тарынчак, произойдет быстро. — Кого ожидаете, Тарынчак, мальчика или девочку? Ничего, ниче го, Тарынчак, скоро все будет хорошо. —•Сына, конечно, сына ждем, милая,— торопливо ответил за жену Камылды.— Как же, девочек хватит. Нам теперь надо сына. Токтыр, помоги, говорю, пожалуйста, милая, пусть сын родится... — Не мели зря языком,— хрипло прервала его Тарынчак,—лучше скажи детям — пусть уйдут во двор поиграть. Девочки мигом выкатились. Хотел было выйти и Камылды, но гнев ный голос жены ударил ему в широкую спину: — Куда убегаешь, шайтан? Я же велела тебе привезти тетушку Эштен, а не внучку ее... Ох, ох, держите, помогите... Падаю!.. Кымыс, проворно сунув руки под одеяло, гладила, массировала женщине живот. Схватки прошли, и она принялась вытирать мохнатым полотенцем пот с лица Тарынчак. Нежный, но требовательный голос девушки что-то приговаривал, советовал, настаивал, и роженица при тихла, вслушиваясь. — Говоришь прямо как бабка твоя, как тетушка Эштен,— на дрывно вздохнула она. — Я четыре года училась, сколько новорожденных в городе при няла,— рассердилась неожиданно Кымыс.— Где же я пропадала тогда четыре года? А? Разве вы не слышали, Тарынчак? —•А все-таки лучше бы привезла с собой тетушку Эштен. Ой, Кы мыс, милая! — тут же закричала она. Ту, которая отрежет пуповину новорожденному, алтайцы почитают как вторую мать; «кин-эне» — называют ее уважительно. Еще девчонкой, таскаясь за бабкой, Кымыс не раз видела, как на женской половине аила сидела измученная женщина в ожидании ре бенка. Над ней, поверх очага, протягивали тугую веревку. Когда начи налось страшное, старухи окружали женщину, поднимали на колени, чтобы она придерживалась за веревку. И тут самая главная, которая вскоре должна стать почетной кин-эне,— это и была всегда Эштен,— взяв остренький ножик, распарывала на женщине шубу под рукавами, чтобы просунуть туда свои руки, обмазанные жиром. Дальше все про текало нестерпимо долго и мучительно. Женщина кричала, металась, а у всех на устах были слова, обращенные к духам гор и разным богам: «Кудай-бог, помоги! Потерпи; милая, он поможет. Над тобой Ульгень и Солнце! Пусть аил твой окружат стада, пусть ходит по подолу твоему ребенок-богатырь, подаренный светлым богом и батюшкой Алтаем»... И были вот такие же случаи, когда ребенок шел неправильно и ему на до было помогать. А матери Кымыс никто не сумел помочь: ни Эштен, ни Кудай. Кымыс не знала своей матери. Камылды убежал и не слышал, как закричал ребенок. Тарынчак, вся в поту, откинув голову на матрац,— подушку она давно скинула на пол,— глубоко вздыхая, дрожа губами, следила, как Кымыс быстрыми ловкими движениями делала что-то над голеньким красно-синим живым комочком, с круглой черной головкой. Все девоч ки у Тарынчак рождались с черными головками. Ножницы, пипетка с темной каплей на кончике сквозь красный дрожащий туман и сумрак,— верно, от очага, задымившего аил,— мелькали в руках Кымыс, и Та рынчак никак не могла спросить, кого же она принесла в мир, и стран но — ей, кажется, было все равно. Ей было только хорошо оттого, что кончились боли и уже не повторятся — она знала это, потому что крас
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2