Сибирские огни, 1974, №9
— Вот видишь,— Аба кивнул Тари, тяжело дыша. —Я хотел пре дупредить его, чтобы знал, как надо хоронить меня... А он... Вы вот что, гроба не делайте, заверните меня в войлок... Да не забудьте положить узду и седло. — Ладно, перестань, старик... Я все передам, ложись. — И чашку мою не забудьте, и ложку... — Ладно, старик мой, молчи, говорю, все передам. Ты только на детей не сердись, им надо род наш продолжать... Правнуки Бачиматова Кара должны долго жить... — Ты думаешь, я не хочу им добра? Ошибаешься, старая.— Аба силился улыбнуться. Сутулясь, опустился на постель. Он был совсем серый и сильно дрожал. — Хорошо быть молодым,— хрипел он...— Ты видела Кымыс? Как бы дать знать ей, что Аба на нее не сердится.— Какое-то подобие улыб ки тронуло лицо старика.— Придет Монкуш, непременно дам знать... Как ты думаешь, моя Тари? Старость и молодость одинаково плачут... — Ты всегда был у меня мудрым,— говорила Тари, укладывая Аба. Он попросил пить, она подала чегень. Аба отпил всего два глотка. — Надо сказать Монкушу, чтобы положил со мной огниво. Огонь и на том свете нужен человеку. — Ладно, старик, не думай об этом,— просила жена.— Они все сделают, ты только не торопись туда. — Не утешай меня,— уже ровно дыша, произнес Аба.— У щерба того камня нет кожи, у человека нет вечности. Все идет, как хочется бо гу.— Он поднял голову и долго смотрел в дымовое отверстие на знако мый клочок синего неба, шевелил губами. Затем взгляд его снова об ратился к двери: — Значит, приведет большого токтыра?.. А не знает того, что конь не золотой, когда-нибудь да падает, человек не серебря ный, когда-нибудь да умирает. Эх, Эрден, Эрден, внук мой... 11 Поздняя осень трепетала над Куулгы. Листья на деревьях давно облетели. Откуда-то сверху, со снежных вершин, ветер гнал над пусты ми желтыми полями редкие, пушистые, как гусиные перья, снежинки. Аба почти не поднимался. Всяк, кто бывал по делам в Онгудае, з а ходил к нему в больницу, привозил гостинцы от себя и от Тари. — Вот и все,— говорил Аба каждому, кто навещал его.— Пора, видимо, дети, собираться на тот свет... Вы, кто останетесь в живых, не трогайте больше священных маралов... По велению небесных богов, Алтай-кудая и Ак-Бурхана, я должен был еще немножко пожить, но... Он задумывался и плакал. А потом начинал ругать врачей: — Уж коли прогневались на меня горные духи, что могут сделать эти безбожники в белых халатах?.. Только зря, как пчелы, вьются во круг. Эрден присылал письмо за письмом, и Монкуш частенько наезжал в Онгудай, подолгу сидел у постели деда. В последний раз старику сильно недужилось. Он лежал в малень кой белой палате на двоих, головой к окну, и на изможденное перга ментное лицо, и на седую ушастую голову падал серый свет от стен и сумрачного дня. Старик еле поднимал тяжелые морщинистые веки, ту скло смотрел на внука. Все внутри у Монкуша переворачивалось, -сжи малось, на ум не приходили подходящие слова. Что бы он ни говорил про дом, про Тари, про Эрдена, Аба только шевелил скрюченными хо лодными пальцами. Было видно, что все ему стало неинтересно, жизнь Ь. Сибирские огни № 9;
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2