Сибирские огни, 1974, №9
себе: — И как это мне не пришло в голову раньше использовать ваш прекрасный обычай? — Хорошенький обычай! Поганое суеверие, а ты его подогреваешь! — Тебе жалко, что старик запугивает браконьеров? — А ты предпочитаешь, чтобы они умирали от страха перед богом? Милый мой, ты роняешь их человеческое достоинство! Ну ладно, без шуток. Они же должны оставаться людьми. Да разве дело только в этих подлецах? Ты морочишь всю Куулгы! Едва заикнусь о маралах, они глаза отводят. Д аж е самые молодые! А уж со стариком-то что ты де лаешь? — Во-он оно что, заступаешься, значит, за деда, оберегаешь. — Конечно,— спокойно ответил Эрден.— А ты оберегаешь его пред рассудки и бог знает еще что. Ишь, какого мальчика в напарники себе подыскал! Монкуш и Фатима пошли на дорогу, едва разговор стал приобре тать неприятную окраску. Теперь Эрден повернулся, желая догнать их и не обращая больше внимания на Михаила Щербакова. Щербаков уже не смеялся. Он шел за Эрденом, шаг в шаг, ведя в поводу коня и, вероятно, думал. — Послушай, Эрден,— окрикнул он.— Я ведь только одному стари ку говорил всякие такие вещи про су-ээзи1, а его все равно ведь с это го не собьешь, ну и что — поговорим так-то и разойдемся. — Подарочками покупаешь? — Но старику так одиноко. Редко кто к нему забегает. Все Тари и Тари. А как он рад гостю! Как же я явлюсь с пустыми руками? -— Ты мне зубы не заговаривай! Ты и в школе был шутником. А теперь имеешь дело с природой. Понимаешь — с при-ро-дой! Да как ты можешь тут фальшивить хоть в чем-нибудь? Старику гово ришь, а он — людям. А люди связывают это с несчастными случаями, пугают детей! — Так ведь я не педагог, Эрден. — Нет, Михаил,— остановился Эрден,— ты, как я понял, отличней ший педагог. Пропагандист! — Ну, будет, будет, друг, забудем это... — Нет, я этого не понимаю. — Ну, ладно. Постой,— Щербаков был уже так же красен, как его конь. Он глядел в землю, раздумывал.— Тьфу, действительно, мальчиш ка! Но мы что-нибудь придумаем, Эрден. Слово! 9 Весь день солнце неистовствовало, и вершины Уч-Сюмера сверкали всеми гранями и рвались ввысь, словно ракеты — признак, что постоят еще жаркие, погожие дни. Теперь солнце неотвратимо падало за горы, теряя жар и ослепительность. Столетние кедры, выраставшие перед путниками стеной, поглощали его блеск. Слышно было, как с узкой тропы из-под копыт лошадей скатываются камни. Умолкли птицы, толь ко изредка в кустах посвистывала пичужка, да громче становился тя желый гул далекой реки. Еще час назад Фатима и Тари суетились около рюкзаков, собирая припасы, а старик Аба смотрел недобрыми глазами на охотничьи сбо ры, и вот уже тайга. Щербаков ехал сзади. Ему в тягость становилось молчание.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2