Сибирские огни, 1974, №9
Тари стала бросать мясо в казан с кипятком, стоявший на тагане. Оживился, задымился аил Аба. Все с нетерпением ждали, когда сварится мясо. Монкуш и Яманай прекрасно понимали, что дело не в молитвах. И все же, когда опухоль стала спадать и отступила острая боль, Яманай невольно поеживалась: уж не по молитве ли Аба снизошло на нее благо словение духов, хозяев ее родных рек и гор? Уж не спустились ли они сами сюда? Еще она д ум а л а—- как хорошо, что рядом в деревне живет этот худой, морщинистый, уже сгорбленный человек. Как могла она смеять ся, когда кто-то заговаривал о его мудрости, и возмущаться, что он мо рочит народ? Теперь вот она лежала в его аиле. Ах, пока не грянет бе да, ничего не уразумеешь... Мясо сварилось. Заслоняясь рукой от пара, клубившегося над ка заном, старая Тари большим деревянным черпаком вытаскала куски баранины в деревянное корыто. Отрезала по кусочку от каждого и по бросала в огонь. Дед Аба приподнялся и, что-то быстро и невнятно бор моча, отламывал ветки от высушенного можжевельника, и тоже кидал в огонь, отчего вокруг черного казана взвивалось жаркое пламя. По окончании ритуала все стали есть мясо, запивая дымящимся бульоном. Чтобы Яманай не бередила ногу, к ней придвинули низенький круглый столик, положили отдельно куски баранины в миску и подали пиалу с бульоном. Ели молча, сосредоточенно. Аба острым ножом отсекал от жирной грудинки тонкие пластики и, погоняв их во рту, проглатывал. Д аж е пе редних зубов у него почти не осталось, и когда попадался твердый кусок, он долго катал его, орудуя деснами и языком. Человек, давно не евший мяса, подобен животному, давно не лизав шему соли. Запах вареного мяса он почует издалека. От одного запаха начинает слюни глотать, все нутро его приходит в движение. Зимой другое дело. Зимой в селе не живут без мяса. К осени под растет молодняк, нажируется на альпийских лугах за лето. Каждая семья уже в ноябре колет про запас бычка либо годовалого жеребенка. Да прибавит еще двух-трех баранов. И считай, на зиму обеспечены. А без мяса — житья нет. Тоскливо и тяжело без мяса алтайцу. Потому- то он день и ночь, зимою и летом, ходит за скотиной. Но где возьмешь столько скота, чтобы круглый год резать и есть? Требуется передышка. Так что летом мясо редко, разве только в колхоз ной бригаде поешь, да и то не как дома. Сегодня после мяса, потея, с роздыхом, пили горячий чай с молоком и солью. Когда дед Аба придвинулся к больной и начал развязывать овечью шкуру на ноге Яманай, дверь неожиданно отворилась и на пороге вста ла Кымыс. Она была в белом халате, с чемоданчиком— от кого-нибудь услы хала. Аба на мгновение растерялся — руки его остановились. И Кымыс нерешительно замерла, но глаза и тело ее так и устреми лись к Яманай. Та заволновалась: от порывистой Кымыс можно всего ожидать, лю бых неуместных слов,— угольные глаза ее так и метались. Монкуш вскочил, но спокойно и громко предложил: — А, Кымыс! Пойдем-ка, Кымыс, прогуляемся! Нам с тобой тут нечего делать, без нас управятся. — Что ты,— возмутилась Кымыс,— может, помощь потребуется? Дед молчал, уронив на грудь серенькую, ушастенькую голову. А глаза Яманай с мольбой смотрели то на Аба, то на Кымыс и молили Кымыс и уйти, и остаться. 4. Сибирские огни № 9.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2