Сибирские огни, 1974, №9
А Эрдену, конечно, .вспоминалось военное деревенское детство, горь кое и сладкое одновременно: игры в войну, несомненно, такую же, к а кую вели взрослые, драки с ребятами, ловушки для сусликов и кротов, петли для зайцев. — К ак ни придешь — нету, как ни придешь — пусто,— ра с ска зы вал он едва ли не с прежним мальчишечьим азартом .— А раз подхо дим — в петле мечется заяц. — Вот радость-то! — хихикнул кто-то. — Радость -то — радость, да была она преждевременной,— з а см е ялся Эрден, вздохнув.— «Заяц , глянь, заяц !» — заорали мы, бросились, сломя голову, а он, с перепугу, рванулся, порвал петлю и был таков... только хвост показал... — Это ж е точно, как Монкуш охотился! — опять засмеялся кто- то,— Ра сскажи , Ямандик. — Бросьте, ребята... — Нашли кого упрашивать. Д а чего там , давайте я расскажу ,— зызвался один из парней.— Решили мы на охоту сходить в Ойбок. Ну, рассадили людей по местам и пошли будоражить, гнать на них косуль. Слышим выстрел как раз там , где Монкуш уселся. Дело недолгое, д а леко разве? Наскочили: «Ну как?» — кричим, а Монкуш вот этаким манером показывает: «Свалил , конечно, вон дрыгает ножками в тра ве, идите-ка, обдерите шкуру!» Глядим — и правда, козел. И чуть за но ги уже не взялись, а он как вскочит — и нету. Правда ведь так было, а, Ямандик? Ямандик усмехался. А чего тут говорить? В се и так понимали, пуля едва не задела козла, он и грохнулся в обморок, а Монкуш от ра дости — «обдерите шкуру». — Ничего, попадет в армию, научится точно бить,— ск а з ал Эр ден.— И охотником станет, вот увидите. Хорошо в такие-то вечера! Тихо ноют спина и плечи, подувают с полей прохладные ветерки, колеблют огонь на земле. Солнышком ми гает огромный костер. С наслаждением тянешь горячий чай, слушая всякую всячину. Кажется , и природа стихает, прислушиваясь. Где-то в овраге журчит, разговаривает речушка. От травы и лесной чащи веет теплом. Мелькают таинственные тени. Красным джейраном, медленно удаляясь, скачет луна по горам. Только что сметанные заро ды задумались под сумрачным небом. В росистой траве поют, подзадо ривая друг друга, перепелки. В углах шалаша, крытого сеном, шуршат мыши. Люди угомонились. Кое-кто стелет на ночь. Эрден закурил сигаре ту, задумчиво глядя в огонь, лежащий перед ним. — А скажите, Эрден, в чужих городах вы тоскуете по Куулгы? — нерешительно произнес вдруг девичий голос рядом с Фатимой. Он покосился, всматриваясь. Девушка, крупная, с полными разви тыми плечами, округлыми руками, напоминала кого-то, но он не мог сообразить — кого. — А мне ведь не узнать, совсем другое поколение наросло,— ска зал он.— Остается только спросить, чья вы дочка? — Кертешева она. Камылды Кертешева — помнишь? — сказала тетушка Эштен. — Вон оно что! — Эрден смотрел на Нину Кертешеву удивленны ми глазами, думая, что девчонка пошла по отцу — Камылды кости стый, здоровый был парень, и вон уже какая дочь у него,— Ну, как по живает отец, что делает? — Пасет овец, — ответила Нина коротко и потупилась. Эрдену показалось даже, что она покраснела.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2