Сибирские огни, 1974, №9
исчезла. Говорили, что ушла недавно и, наверное, пылит где-нибудь по проселку. Пешком, конечно, цыганка уйти далеко не могла, и Мекечи решила ее догнать. Настегивая коня справа и слева, помчалась она вслед, будто торопилась встретить мужа, будто сказали ей, что навстре чу Учур шагает. Прошло примерно столько времени, сколько понадобилось бы, что бы выкурить трубку, и она догнала цыганку. Так и ходили бока коня от быстрого бега. На ходу спрыгнув на землю, Мекечи робко, словно виноватая, подошла к цыганке. Та догадалась, зачем Мекечи гнала так коня, и без слов присела ьа круглый камень у дороги. Прежде чем разложить разноцветные кар ты на подоле широченной черной юбки с красной оборкой, цыганка опытными и в то же время грустными глазами со значением вглядыва лась в алтайку. А глаза молодой алтайки были потухшие, тень утраты и огромной усталости надвинулась на лицо. И старой цыганке стало вдруг жаль ее, измученную. Но святое это чувство как возникло вне запно, так и исчезло. Она протянула черную жилистую руку: — Положено позолотить, дорогая. У Мекечи не было ничего. Второпях она забыла, оставила дома, что надо было положить в эту руку. — А если я тебе скажу всю правду, как есть, не будешь сердить ся? — загадочно прошептали губы гадалки.— Мне все известно, милая. Но тебе ведь нечем ручку позолотить. — Скажите мне только правду, жив ли он?.. Я... Я хочу все знать, скажите. А подарок будет! Хочешь, теленка дам, торбока, хочешь, шку ру возьми, шерсти, только скажи, жив ли мой? — почти молилась перед старухой Мекечи, неизвестно почему перейдя на «ты». Цыганка, шевеля, как в ознобе, высохшими губами, трясла седой головой. Жилистыми руками она начала тасовать и раскидывать карты. Обнажив вставные зубы, сладенько, как маленькой, улыбнулась: — У тебя, видать, есть дома баранчук? — Есть, есть. — Вот видишь, правильно говорю? Ты пастушка или чабанка? — Пастых я... Ну скажите, скажи ты мне скорей, не видать ли там моего Учура? — Мекечи волновалась, кивала остреньким подбородком на карты. — Ай-ай, красавица, не торопи,— покачала головой старая. А конь Мекечи, понурив голову, стоял рядом и тоже ждал. — Пойми ты меня, говори, где Учур мой?! — взорвалась вдруг Ме кечи и привстала. — Ай-ай, милая-я! Успокойся, сейчас...— Цыганка вздохнула про тяжно: — Да-а... Закрыта дорожка для него, — заключила она и хотела было складывать карты. Но тут Мекечи истошно крикнула, оленьи глаза ее распахнулись, остановились, и она потеряла дыхание. Испуганно заметалась гадалка. Но Мекечи очнулась и, как волчи ца, у которой охотник отбирает волчат, яростно бросилась на старуху и прижала ее к земле. — Врешь, — кричала и хрипела она. — Врешь! У старухи со страху вышибло все слова из ума, и она в тон Мекечи вопила: — Врешь, врешь! — И выходило так, будто они передразнивали друг друга. Долго не могла совладать с собой Мекечи в тот день. Она то сер дилась на цыганку, то винила себя и каялась, что погналась за нею: теперь не было бы так тягостно.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2