Сибирские огни, 1974, №9
случается, от «его попахивает бражкой, но не сивушной, а милой, хлебной квашней»),— помимо всего прочего рассказ поражает не зрелостью .нравственной позиции самого ав тора. Хотел того Владимир Зыков или нет, но он пропел настоящую оду так называе мой «свободной любви». Ведь, как ни крути, а «мораль» из данного творения следует вполне определенная: для достижения лич ного счастья все средства хороши, а если что-то из этих средств (как, например, со жительство в открытую с чужим мужем) и противоречит общепринятой морали, не беда — «с кем греха не бывает». Как ни странно, но эта пресловутая фило софия «людской небезгрешности» тяготеет над многими авторами, пишущими «про лю бовь» и «быт», и порой вводит во искуше ние даж е писателей опытных. В журнале «Север», в 6-м номере за 1973 год, опубликована в русском переводе повесть известного эстонского писателя Раймонда Каугвера «Шестая хирургиче ская». Оговоримся сразу: вещь эта — серь езная, с интересной проблематикой, далекой, в общем-то, от вопросов «интима». Но, как и во всяком многоплановом произведении, здесь, наряду с прочими, есть и любовная интрига, на которой мы и позволим себе за держаться. Коротенько введем читателя в курс дела. В хирургической палате лежат несколько че ловек: разных, естественно, возрастов, скла дов характера, привычек и пристрастий. Обслуживает «шестую хирургическую» мо лоденькая симпатичная медсестра Ева, на которую, как замечает автор, «смотрят все». Но особенно «красноречиво» смотрит на нее некий Пупарт, театральный администратор, веселый, разбитной парень. Однажды, играя в шахматы с соседом по койке журналистом Вяартиыу, Пупарт заметил, как вошедшая в палату Ева разом вспыхнула, встретив шись с его откровенным взглядом. Наблю дательный Вяартныу перехватил этот «бес стыдный» взгляд своего партнера, и тогда пойманный с поличным Пупарт идет в от крытую. «— Ты что, завидуешь мне, что ли? — спросил Пупарт с обезоруживающей откро венностью. —- Неужели ты...— Вяартныу вдруг сооб разил, до чего глупо и ханжески прозвуча ли бы его слова, и замолчал. А Пупарта уже невозможно было остановить. — А ты знаешь, в чем заключается успех у женщин таких мужчин, как я ? — спросил он добродушно.— Ты, конечно, смотришь те перь на меня и думаешь, пустой, мол, хва стунишка, человек легкомысленный, и все та кое, удивительно, что в нем находят жен щины. Вяартныу хоть и не был уверен, что покраснел,— он панически боялся этого,— но Пупарт очень точно выразил его мысли. — А все очень просто, женщины ин туитивно чувствуют, что такой человек, как я, свою энергию ни на какие там умство вания не растратит. Правду тебе говорю. Кто упорно умствует, толку от него мало. А от меня будет. Вот и весь секрет». «Секрет», по правде говоря, хотя и не хитрый, но весьма сомнительный. И неда ром Вяартныу резонно замечает: «Ты .так говоришь, будто женщины только и дума ют, что о постели». Однако все, что происходит дальше в этой главе, служит наглядным подтверждением «теории» Пупарта. Выждав, когда палата отойдет ко сну, Пупарт, крадучись, выхо дит за дверь и возвращается только «че рез пару часов», чувствуя во всем теле «приятное расслабление» и засыпая с мыслью, «что жить можно и в больнице, жить можно везде, нужно толькр уметь устраивать свою жизнь». Этому пустячно му романчику автор не придает в общем- то никакого особого значения, вставляя его в ткань произведения просто как до полнительный «узорчик». И, по-видимому, не случайно он даже не счел нужным как- то мало-мальски индивидуализировать эту самую Еву, о которой мы узнаем лишь, что на нее все смотрят и что у нее «упругие икры». Но именно это авторское небреже ние и коробит. Когда читаешь затем в повести главу, где описывается, как Ева идет утром на об ход, «четко и весело» постукивая каблуч ками, с удовольствием вспоминая о ночи, проведенной с Пупартом, который «пришел и овладел ею, овладел так просто и на пористо, что Ева и сейчас чувствовала, как пульсирует кровь в висках»,— право, как-то обидно и неловко становится за прекрасную половину рода человеческого. Неужели, думаешь невольно, женщины действительно только и ждут случая, когда им встретится такой вот, вроде Пупарта, «настоящий мужчина», знающий «толк» в любви и не растрачивающий свою энергию «ни на какие там умствования»? Р ассказав «между прочим» эту пикантную историйку, автор между прочим и унизил прекрасный пол, разумеется, сам того не ведая и не ставя перед собой такой цели. Разбирая рассказ В. Зыкова, мы вынуж дены были произнести это сакраментальное выражение — «свободная любовь». В даль нейшем к данному термину нам придется прибегнуть неоднократно, ибо половодье «свободной любви» буквально захлестнуло современную беллетристику. «Не слишком ли много,— вопрошает в своей статье Ф. Кузнецов,— стало появляться на стра ницах наших периодических изданий, в том числе и адресованных юношеству, такого рода «адюльтерных» сочинений, с лег костью и смаком описывающих легонькие романчики?» И тревогу критика нельзя не разделить. В самом деле, как часто приходится нам читать рассказы и повести, где любовь у героев начинается если не С первого взгля да, то во всяком случае с первого подъез да, с первого темного закутка. Под пером многих авторов выработался уже своего ро да «стандарт любви», который выглядит при близительно так. Он и она знакомятся (на танцах, в ресторане, на пляже, просто на улице), заводят разговор (о погоде, о но вом фильме, просто о жизни), и вот уже смотришь, через пару страниц или даж е
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2