Сибирские огни, 1974, №9

излагает достаточно четко: «Быть цыганом, наверное, благороднее, чем никудышным ин­ женером, ведь правда? А вообще я не хо­ тел бы быть ни инженером, ни каменотесом, ни синим, ни черным, ни Иваном, ни Фри­ цем. Быть никем — вот моя мечта. — Что-то не очень, простите, понятно. Как это .никем, коли, как представились, вы инженер? — Чем не горжусь. Мое призвание — не иметь призвания. Не иметь званий. Я бы хо­ тел заявить о себе: «Я — никто! Я ничье ничто!» Только трудно поверить, что все это гово­ рится всерьез, что это действительно «прин­ цип жизни», а не бред, не пародия... Сло­ вом, если убрать от Саши Черных некото­ рые ультрамодные атрибуты (вроде гитары, расписанной автографами знаменитостей), перед нами предстанет некое ископаемое — типичный «стиляга» образца 50-х — начала 60-х годов, нахальный, крикливо одетый пи­ жон, вдобавок не очень умный. Остается только гадать, зачем понадобилось В. Са- пожникову брать в качестве «объекта разо­ блачения» то, что давно уже разоблачено и осмеяно. Достаточно вспомнить таких пер­ сонажей, как Аркадий Растворов из упомя­ нутого романа А. Андреева или Сергей Пе­ ревалов из ранней повести М. Назаренко «Ветка от доброго дерева», чтобы убедить­ ся, что В . Сапожников лишь обрядил в но­ вые одежды личность, давно уже вышедшую из моды и «списанную» за ненадобностью. И тут, ей-богу, начинаешь даж е брать под сомнение все аттестации, которые дает ав­ тор своей главной героине, потому что эго действительно выглядит необъяснимым па­ радоксом: как могла «умница и отличница» Женька всерьез увлечься таким попутаем. Любовь хоть и зла, согласно известной по­ говорке, но все же, думается, не настолько, чтобы заставлять хорошую, чистую девушку так низко опускаться. Не вполне оригинальным оказался В. С а­ пожников .и в обрисовке своего положитель­ но-прекрасного героя — Артема Лазарева. Задумав создать образ, который бы являл собой резкий контраст подонку-совратителю, автор, буквально как елку игрушками, обве­ шивает своего счастливчика Лазарева все­ возможными добродетелями и положитель­ ными качествами. Уже сама внешность Арте­ ма не вызывает ни малейшего сомнения в его нравственной полноценности. Это «ши­ рокоплечий, высокий», «рыжий, сильный, сдержанный человек с улыбкой подростка», «какое-то соединение доброты и силы, чув­ ства собственного достоинства и скромно­ сти», в котором всё: и «красивые сильные ру­ ки, и густые медные волосы», и «экзотический ореол северного летчика» — говорит, что пе­ ред нами «почти герой», только «не кинош­ ный, а живой». А когда в дальнейшем мы узнаем, что Артем прекрасно играет на ак­ кордеоне, неподражаемо рассказывает смеш­ ные история, умеет быть рыцарски сдержан­ ным, великодушным и щедрым, нам стано­ вится ясным: это ангел, который вырвет из лап демона грешницу Тамару, то бишь Женьку Димову. И действительно, когда Артем снова отбывает на Север, Женька уже на правах верной невесты говорит ему: «Я уже начинаю скучать по тебе. Когда ты сядешь в самолет, я спрячусь где-нибудь и буду плакать... Я буду тебя очень-очень ждать. Счастливчик Лазарев! Ты слышишь меня?!» Не спасла 3 . Сапожникова и попытка придать своему повествованию в некотором роде эпическую широту. Словно почувство­ вав, что на одной лишь истории «соблаз­ ненной и покинутой» далеко не уедешь, ав­ тор решил присовокупить к этой истории еще несколько побочных линий, сюжетным материалом для которых послужили «се­ мейные тайны» Димовых. Оказывается, Женькина мать Варвара Анатольевна в мо­ лодости своей была предметом страсти не только будущего супруга, но и друга его Никитина. И хотя предпочтение было отда­ но более удачливому Димову, друзья не только сохранили «дипломатические отно­ шения», но и сблизились еще больше. Ники­ тин со временем тоже обзавелся семьей, и его приемный сын Сурен начал высказывать явное расположение к Женьке. Однако по­ родниться Димовым и Никитиным так и не удалось: во-первых, подвела сама Женька, а во-вторых, между главами семейств на­ зрел, что называется, нравственный конф­ ликт. Слишком разными оказались они людьми — Павел Димов и Иван Никитин, один из которых целью своей жизни сделал добывание чинов и благ, а другой всего се­ бя отдавал людям и любимому делу. Для углубления этого конфликта автор вводит в повесть еще несколько глав, освещающих деятельность Никитина на посту директора завода бытовой сантехники, куда он пришел после армии. Все эго выглядит вроде бы со ­ лидно и внушительно. Однако главы, рас­ сказывающие историю сложных взаимоот­ ношений «дома Димовых» и «дома Никити­ ных», равно как и производственные «встав­ ки», почти никак не согласуются с жизнен­ ной драмой главной героини, кажутся чем- то вроде «повести в повести». Да и внутри этих глав также находится местечко для на­ рочитости и заданности. Даже А. Сконечная. автор восторженной рецензии на «Счастлив­ чика Лазарева» («Литературная Россия», 1973 г., № 45), и то вынуждена была отме­ тить ряд досадных просчетов В . Сапожни- кова. В частности, образ Сурена, по словам рецензента, «всего лишь искусственно скон­ струированная модель современного молодо- го целеустремленного ученого». Хотелось бы к э т о м у добавить, что и весь так называе­ мый нравственный конфликт между Димо­ вым и Никитиным тоже выглядит «искусст­ венно сконструированным» по модели, хоро­ шо уже известной в литературе. Уральская писательница Зоя Прокопьева, автор повести «Не дозовешься» («Урал», 1973 г., № 1), оказалась вроде бы «похит­ рее» своего старшего собрата по перу В . Са­ пожникова. Предложив читателям еще одну «версию» о соблазненной и покинутой, она надежнее укрыла любовную интригу пове­ сти за прочной броней производственной сферы. Нюра Травушки,на и Олег Кураев —