Сибирские огни, 1974, №9

комилась там с парнем, доверилась ему и спустя некоторое время оказалась в поло­ жении матери-одиночки... Фильм был бес­ хитростным, как сказка; в нем все было рас­ пределено четко и ясно: здесь белое, здесь черное, вот невинная Красная Шапочка, а вот безнравственный Серый Волк. И зри­ тель горячо сочувствовал обманутой герои­ не и возмущался поведением бесчестного совратителя, и при этом ни у кого не возни­ кало сомнения в нравственной порядочно­ сти героини, которая сошлась с человеком, в сущности, малознакомым, проявила, в об- щем-то, элементарное легкомыслие. Лишь одна газета, откликаясь на фильм «Чело­ век родился», задала недвусмысленный воп­ рос: а не потворствуют ли авторы фильма случайным связям, не берут ли под защиту распущенность? «В кинофильме,— писала ленинградская «Смена»,— эта «героиня» не осуждается. И вывод: девушке потерять целомудрие со в­ сем не страшно и нисколько не стыдно. На­ оборот, после этого в нее даж е влюбился... симпатичный положительный юноша... Это звучало бы смешно, если бы не было больно от сознания, что любовь в таких фильмах низвели до легкомысленного влече­ ния с почти непременной потерей девичьего целомудрия, до пошлой игры в слова, до способов выйти з а м у ж » Э т о смелое по то­ му временя заявление прозвучало гласом вопиющего в пустыне. Фильм не только про­ должал с успехом демонстрироваться, но и был взят, что называется, на вооружение как произведение, служащее делу нравст­ венно-этического воспитания. И думается, столь высокой чести «Человек родился» был удостоен по праву. И бо он ответил настрое­ ниям своего времени, ибо он явился как нельзя кстати. Вспомним «год рождения» этого фильма. «Человек родился» вышел на экраны в то время, когда одиночество женщины и без­ отцовщина были явлениями повсеместными и воспринимались всеми, как горькие послед­ ствия войны, как незажившие еще нравст­ венные раны. И хотя в этом фильме война была вроде бы ни при чем, а поведение ге­ роини действительно выглядело далеко не безгрешным, инерция сочувствия в зрителе взяла верх. Судьба обманутой девушки ас­ социировалась у него с судьбой многих ты­ сяч матерей-одиночек, и горе ее воспринима­ лось многими как свое, личное, пережитое. Вот почему скорее безнравственным было обвинять героиню в легкомыслии, нежели со­ чувствовать ей. Вот почему фильм «Чело­ век родился», при всей его наивности и ху­ дожественных несовершенствах, остается на­ глядным примером того, как само время формирует и устанавливает нравственные критерии для оценки тех или иных жизнен­ ных явлений. Но время эти же критерии и меняет. И то, что в выступлении ленинградской молодеж ­ ной газеты прозвучало некогда диссонансом 1 В. Р о м а н о в с к а я . «За женщину гордую». Г азета «Смена», Ленинград. (Пере­ п ечатана в га зете «Молодость Сибири»), 11 апреля 1958 г. по отношению к мнению большинства, сей­ час воспринимается как норма, как крите­ рий, единственно верный и правомочный. Потому как в наше время возрос сам уро­ вень нравственных требований, повысилась нетерпимость по отношению ко всякого ро­ да аморальным проявлениям. Вот эту «по­ правку на время» В . Сапожников как раз и не учел. Его повесть повторила фильм «Человек родился» не только сюжетно (в чем, разумеется, большой беды нет) — пов­ торенной оказалась сама нравственная пози­ ция. Мы не случайно напомнили известные слова Л . Н. Толстого о необходимости для каждого писателя соблюдать «единство с а ­ мобытного нравственного отношения» к изображаемым событиям и лицам, ибо са ­ мобытности-то В. Саложникову как раз и недостало. И дело здесь не только в том, что автор не вынес никакого «порицания» своей героине за ее легкомыслие (хотя та­ кое порицание, думается, было бы вполне уместным и логичным). Затронув в своей повести проблемы действительно сложные (ведь речь в ней идет о таких важных воп­ росах, как чистота человеческих взаимоот­ ношений, разлад между мечтой и действи­ тельностью, доброта, честность и порядоч­ ность в личной жизни), автор принялся раз­ решать эти проблемы с помощью расхожих приемов и сугубо «традиционных» сюжетных ходов. Право, неудобно даж е адресовать такие эпитеты писателю опытному, но посу­ дите сами. Вот, например, в каких красках живописуется «совратитель» Саша Черных и его «свита»: «В дверях стояла пестро одетая компания молодых людей во главе с кудрявым блон­ дином в шелковой рубашке. Четверо парней и очень красивая девушка в цветастом брюч­ ном костюме. У одного из парней, скуласто­ го азиата, за спиной была гитара. Молодые люди громко разговаривали, смеялись, слов­ но зашли в молодежное кафе, а не в солид­ ный ресторан Дома ученых. Гривастый «ги­ дальго» с закрученными усиками толкнул в бок перетянутого широким шелковым рем­ нем танцора, и они за_улыбались. Рассмеши­ ла их загорелая, дынного цвета лысина мо­ лодого человека, читавшего газету. «Уж не цыгане ли нагрянули, которых обещала Женька?» — подумал Сурен. Черноволосая красавица и парни, видимо, были свитой кудрявого блондина, который стоял в две­ рях, бесцеремонно разглядывая публику за столиками. У него было по-девичьи каприз­ ное лицо, бледное, чернобровое». Тут не надо даж е особо напрягать память, чтобы вспомнить, сколько уже подобного рода «героев» было выставлено на всеобщее обозрение, обличено, пригвождено к позор­ ному столбу в произведениях почти всех ви­ дов искусства, начиная от романов и кончая карикатурами в журнале «Крокодил». Им и кличка в свое время была дана соответст­ вующая — «стиляги». Но, быть может, В. Сапожников задался целью вывести в своем произведении, так сказать, стилягу новой формации, человека, опасного не столько образо.м жизни, сколько образом мыслей? Д а, есть у нашего «златокудрого барда» и своя «философия», и основы ее он