Сибирские огни, 1974, №9
вати.— Все оглянулись. Тарынчак улыбалась.— Когда отпадет у Анчи пуповина, я зашью ее вместе с этой пулькой в кожаный треугольник. — Монкуш знал, что подарить! — не без насмешки сказала Кы- мы'С. — Сразу видно внука деда Аба! Только он упустил из виду, что нужен еще треугольник и непременно из красной кожи. Туда еще кла дут клочок волос от первой стрижки и серебряную монету! К чему это она выпалила — и сама не знала. — Фью! Внук деда Аба и еще кое-что знает,— присвистнул Мон куш.— Я бы тебе рассказал, да ты не интересуешься. — Что ж, ответь тогда, почему люди из разных родов, как ты и Камылды, считаются братьями? Не знаешь, однако? Впрочем, она хитрила. Она сама забыла, почему это возможно, и решила, как говорят, «купить» его. — А это было давным-давно,— сказал Монкуш и, закрыв глаза, огладил несуществующую бороду — совсем как его дедушка Аба.— Слышал я это вот этими своими собственными ушами,— и он потрогал рукой одно и другое ухо. Кымыс рассмеялась. А Монкушу, видно, того и надо. Уселся перед огнем, подобрал ноги, пригласил Камылды послушать и продолжал заунывно: — Жили в белоснежных горах Алтая два брата, два охотника из сеока телос. Настала глубокая осень, земля покрылась снегами, время уже на охоту ехать. Два моих уважаемых предка, два брата, двинулись в горы. Охотились-охотились, много белок и выдр добыли, горностаев и соболей... И вот, перед тем как им возвращаться, один из братьев про пал — словно ветром снесло! А другой, который постарше, искал его, искал, не нашел и вернулся домой. Прошел год, снова осень настала. Снова горы покрылись снегами, и снова надо было на охоту ехать... Ко гда старший брат пришел к своему шалашу, в нем сидел младший и ка чал в люльке ребенка. «Чей же это ребенок?» — спросил старший. «Мой сын»,— ответил другой и рассказал, как тогда, в горах, поскользнулся и сломал ногу. И совсем уже находился при смерти. Но явилась пре красная девушка, и помогла ему подняться, и привела в шалаш. Стали они жить вместе, родился сын. Всем была хороша она: глаза, как звез ды, лицо светилось, словно снега на вершинах! Монкуш смотрел на Кымыс. Ему, наверное, нравилась эта легенда, глаза глядели уже серьезно, сосредоточенно и даже ласково, узкое, с крутым подбородком, лицо как бы осунулось и было, пожалуй, даже красиво. Время от времени он обеими руками приглаживал длинные, до самой шеи, черные, совсем гладкие волосы. И Тарынчак, и Камылды, и девочки, приползшие к очагу, во все глаза смотрели на Монкуша. — Только один недостаток был у нее,— рассказывал он.— Руки прятала всегда в рукава шубы. Это — чтобы скрыть, что она снежный человек, алмыс! Ведь и пальцы, и ногти у нее такие длинные, что и по казать невозможно,— Монкуш снова провел по голове, и Кымыс заме тила, что у него и руки, и пальцы длинные и сильные. «Вот кому бы хи рургом быть»,— подумалось ей. — Узнала алмыс, что старший брат едет, и убежала в горы. Про щаясь, сказала младшему, что никогда уже не вернется. «Ах, жаль мне ее,— сокрушался младший брат,— такой красавицы не встретить боль ше». «Зато сын остался,— ответил старший.— Родившийся от снежно го человека — алмыса, пусть твой сын начнет род алматов». От этого мальчика и пошли на земле алматы. Вот почему мы с Камылды по про исхождению братья,— заключил Монкуш. Мясо сварилось, и Камылды, заслоняясь от пара рукой, вытаски вал его из казана в эмалированный таз. Поставил таз на круглый стол
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2