Сибирские огни, 1974, №9
да отличался размеренностью и четкостью.— Возьми, Илюша, свой сло варик и почитай, что такое уважение и что — верноподданичество. Сонюшкин постучал молотком, выравнивая на чурочке проволоку, и заметил: — Ехидства в тебе много, Илья. Раньше таких йето... йето... в шурф спускали. Сонюшкину не было и тридцати, но по экспедициям он мотался с четырнадцати лет и застал еще отголоски мрачной вольницы времен Енисейстроя, породившей общеизвестное: «Закон — тайга, прокурор — медведь». В конторе он считался знатоком таежной этики. — Вы меня прорабатываете, как на комсомольском собрании,— ска зал Высотин.— Ладно, дорогие сожители, изощряйтесь. А когда исчерпа етесь — мне слово дадите. — Мы, собственно, уже высказались. Так, Юра? — Ну,— подтвердил Сонюшкин. Тогда Высотин спустил на пол ноги, сел и потрогал кончиками паль цев свою рыжеватую бороденку. — Так вот, дорогие сожители. Всех нас недавно вызывали к Ар сентьеву. Поодиночке и в разное время — чтоб не так заметно было. Но я усек. Меня-то первого вызвали. Не знаю, о чем говорил Арсентьев с вами, а со мной — об особом отряде Володьки Матусевича. Думаю, что и с вами о том же. Как я понял, он копает под Александровича, а тот-то и не догадывается... Короче, я Александровича предупредил. Так ска зать, рискуя навлечь на себя испепеляющий гнев высокого начальства... Вам это ни о чем не говорит? Он обращался то к Фишману, то к Сонюшкину, но ни тот, ни другой не поднимали глаз. — Ну и что? — спросил, наконец, Фишман. — Ничего. К вопросу о вашей порядочности. — А ты не боишься, что мы тебя Арсентьеву заложим? — Теперь хоть буду знать, на кого грешить. — Да, так мы и сделаем,— сказал Фишман, глядя на Сонюшкина.— Завтра же пойдем и заложим. Правда, Юра? — Йето... йето... а-тц-тц... а-тц-тц... Тьфу! — только и сказал Со нюшкин, разволновавшись, и в досаде на свое косноязычие махнул рукой. Первое письмо от Матусевича Князев получил к Октябрьским, и оно было похоже на те десятки писем, которые получают в эту пору работ ники экспедиции от бывших сезонников: доехал нормально; чуть не опоз дал к началу занятий (устроился на работу туда-то и туда-то); малень ко прибарахлился; вспоминаю тайгу; как там ребята? Поздравляю с праздником! Всем приветы и самые, самые, самые лучшие пожелания... К средине зимы переписка эта обычно глохнет и если возобновляет ся, то весной: робкие и явные (смотря по тому, как распрощались) «за кидоны» насчет того, как бы снова попасть в эту же экспедичку и в ту же партию и можно ли рассчитывать на вызов, чтоб дорогу оплатили. Второе письмо от Матусевича пришло месяц спустя и было неожи данно не только своей неурочностью. Вернее, неожиданности из него так и посыпались, так и запрыгали, будто в конверте было не два листка почтовой бумаги с городским пейзажем и надписью «Ки\'в», густо испи санных округлым полудетским почерком, а дюжина живых и шустрых кузнечиков. Матусевич женился и пошел «в приймаки» к теще, почтен ной и интеллигентной даме. Жену зовут Лариса, она врач-педиатр, в прошлом году закончила институт и работает в детской «неотложке». Матусевич договорился с университетским начальством об академиче
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2