Сибирские огни, 1974, №9

ности, пытались прогнозировать. В последнее время темой их разговоров был Князев. — Два медведя в одной берлоге не живут,— говорил Афонин, ле­ гонько похлопывая по жениному бедру, обтянутому двумя парами колго­ ток.— Арсентьев сильнее, значит, останется он. — Александрович тоже не из слабеньких,— возразила Таня, и Афо­ нин согласно кивнул; он знал, что она так скажет, потому что вчера, по­ завчера и позапозавчера они говорили так же и о том же, и им не надо­ едало.— Он тоже зубастый,— продолжала Таня.— Его одной левой не сковырнешь. — Не сковырнешь,— подтвердил Афонин.— Но сила солому ломит. — Александровича в управлении хорошо знают. В случае чего, в обиду не дадут. — Будто у Арсентьева там связей нет! — Может, у Александровича сильнее связи. Мы же не знаем. И в экспедиции за него заступятся. — Небось, влюблена в него? Смотри мне... — А что, он мужчина! Его все наши бабоньки любят. — Можно подумать,— с ноткой ревности промолвил Афонин,— ку­ да там, Жан Маре. Ужинали они всегда молча. Афонин происходил из вологодских крестьян, с детства был воспитан в уважении к хлебу насущному и жену приучил к тому же: ни разговаривать, ни читать за едой не разрешал. Таня, горожанка, подобные предрассудки не разделяла, но покорилась. Она вообще была женой покладистой и покорной. В мелочах. После ужина Афонин всегда уходил в комнату слушать приемник, а Таня, помыв посуду, садилась вязать. Но сегодня привычный порядок нарушился. Комната никак не хотела нагреваться, и Афонин остался на кухне. Они опять устроились возле духовки и продолжили прерванный разговор. — Женить бы его,— сказал Афонин.— Сразу другим человеком стал бы. Я тоже до тебя бирюк бирюком был, на всех кидался. — Что-то не верится. Когда мы познакомились, ты таким пришиб­ ленным был, тихоней... Ты и сейчас тихоня, лопушок мой. — Чего шуметь понапрасну? Таня мизинцем тренькнула мужа по губам. — Давай я буду тебя Тихоном звать. Тишка Афонин. Нет, тогда уж Тишка Тихомиров. — Ты сама в конторе тише воды, ниже травы. — Должность у меня, Тихомирчик, такая незаметная. Да и что я! Это вам, мужикам, шуметь надо, дорогу в жизни пробивать. — Пробиться и без шума можно,— заметил Афонин.— Совсем не обязательно шуметь. Делай свое дело, старайся, а остальное само придет. — На тихих да старательных воду возят. — Пусть начальство шумит. А я не хочу и не умею. — И не надо.— Таня погладила мужа по редеющим волосам.— Ты у меня робкий. Зайка серенький... Даже странно, как это ты на такой подвиг решился. — На какой? — спросил Афонин. — Александровича предупредить. Вас же Арсентьев настращал... Афонин досадливо засопел, отстранился от жениной руки. — Пусть Князев тебе спасибо скажет. Пристала, как банный лист... — А если бы не пристала, не предупредил бы? Афонин сердито принялся шуровать в печке: — Спасибо нам за это никто не скажет, а неприятности могут быть огромные. Когда начальство ссорится, лучше в стороне стоять.