Сибирские огни, 1974, №8

друзей из всех национальных республик. Я не просто их перевел, но каж­ дой стихотворной подборке предпослал небольшой очерк о поэте. Книж­ ка эта вызвала теплые отзывы у якутских читателей. Перевожу я и классику — Пушкина, Лермонтова, Крылова, Мицке­ вича, Шевченко. И так хочется, чтобы их голоса и по-якутски звучали сердечно и звонко, чтобы в моем переводе до читателей-земляков дошла вся муд­ рость народов, чей «глас» — поэты, поэзия. Надо ли говорить при этом, сколько дает эта работа самому переводчику, как обогащает его собст­ венный стих. Она учит на все сущее смотреть взглядом художника, учит мастерству, а главное — укрепляет, укрупняет твою любовь к жизни: «Люби! Без любви нет искусства». Теперь я хочу сказать о проблеме проблем: о зависимости художни­ ка от действительности, от народной среды, благодаря которой он толь­ ко и существует. На тему «Писатель и жизнь» написано бессчетно много. Скажу, как я ее понимаю, вернее, как она сложилась в моей творческой судьбе. Говорят, что характер человеческий в главных своих качествах опре­ деляется уже в раннем детстве. Если это так, то с детства жизнь понесла меня по самой стремнине якутской современности: Алдан, последние бои с белыми, первые пионерские галстуки, ликбез, колхозная бригада... Хочется верить, что этой стремниной судьба несет меня и по сей день. В свое время я написал немало песен, о которых потом в одной статье было сказано, что они «оторвались» от автора, поются как народ­ ные. У них была реалистическая основа, все они были созданы на почве каких-то действительных жизненных фактов — «Старик крепкой хват­ ки», «Я девушка из колхоза «Урожай», «По дороге на Омурчан», «Мое сердце в Синской тайге» и другие. Был у меня дядя — Иннокентий Тимофеев, тот, что участвовал в разгроме последних белобандитов в тайге, я уже рассказывал о нем. Дяде некоторые из моих песен душевно нравились — именно за то, что в них «как на самом деле». Был он человеком малограмотным, но вкусу его, знанию жизни я очень доверял, часто первому показывал новые свои сочинения, а он, внимательно выслушав, нередко изрекал: «Надо писать, как в тех песнях. Чтобы похоже было...» Такой у него сложился крите­ рий. И было в этом что-то действительно серьезное. Дело даже не в этих песнях, ставших для дяди «эталоном», а в том, что через них просматривалось главное: за спиной поэта, когда он скло­ няется над листком бумаги, всегда должна стоять живая жизнь. И я ве­ рил дяде бессомненно, уж что-что, а жизнь он знал! В разные годы он резал из оленьих рогов гребешки, батрачил, ездил с моими родителями на сезонные заработки в город, однажды не вернулся из поездки, осел в городе, познакомился с рабочим людом, вырос до известного в своем районе партийного активиста, ходил на бой в составе героического ЧОНа — чрезвычайного отряда по борьбе с контрреволюцией. Тут — исток и берега. Б е р е г а в том смысле, что сколько бы ни искал поэт новые формы, новые изобразительные возможности (без это­ го поэта не представить!), тем не менее верность жизненной правде в любом случае остается для него крепким берегом, направляющим поток к людям. Да ведь и новые формы приходят к тебе не путем умозрительных комбинаций метафор, рифм и ритмов,— ведь прежде ему, новому, дол­ жен быть толчок жизни, повод из действительности. И если подумать, оглянуться назад, то все более или менее действительно н о в о е в мо