Сибирские огни, 1974, №8

ды идешь по самой обыкновенной земле и вот, сделав очередной шаг, начинаешь чувствовать себя иным, не таким, каким был до сих пор. Не надо, например, думать, что автор родился с авторучкой в ру­ ках, и не потому, что авторучка в момент его рождения была большой редкостью — вместо нее могло оказаться гусиное перо,— а просто чего не было, того не было. Желание писать стихи пришло ко мне чуть поздней. Пришло вне­ запно. Я хорошо помню, как получилось мое первое стихотворение. Мне было лет десять или одиннадцать. Я возвращался с покоса. Отец меня пораньше отпустил — толку от меня было немного, то я де­ лал не так и это не этак, я больше мешал отцу, нежели помогал. День был серый, но не сырой, хотя на дорогу и падали редкие кап­ ли дождя, а гулкий, с небом цвета стальной окалины. И то ли от огром­ ности пространства и четкости его очертаний, то ли оттого, что я пере­ секал какой-то воздушный поток, восходящий из земли, на душе стано­ вилось так ясно, чисто и свежо, что захотелось запеть. И я запел. Мелодия была вроде знакомая, а вот слова—таких я нигде не слы­ шал. И я понял, что это мои слова. «Интересно, получится ли следующий куплет?» — подумал я. Открыл рот — песня продолжилась. Я пропел свою песенку несколько раз, чтобы хорошенько запомнить. Хотя я сам сочинил ее, предосторожность была не лишней — обычно стихи я зау­ чивал с трудом, например, «Песнь о вещем Олеге» или знаменитое лер­ монтовское «Бородино» в школе никак не давались мне. Прибежав домой, я стал искать чернила, перо и бумагу. В летнее время я никогда прежде не брался за письменные принадлежности. Лето — каникулы, а грамотой, письмом, занимаются только в школе — так я считал. А поскольку никто у нас, кроме меня, не имел отношения к бумажным делам, то найти необходимое оказалось трудно. Наконец мне удалось разыскать химический карандаш, я расще­ пил его пополам, извлек стержень, искрошил в порошок и развел чер­ нила. Покуда я занимался подготовительными работами, то светлое, что владело моею душой, исчезло. И хотя я записал песенку слово в слово, слова были совсем не такими, как в тот момент, когда впервые пришли ко мне. Более того, я обнаружил, что в моем произведении нет ни складу, ни ладу. Неудача не особенно огорчила меня. А то обстоятельство, что я никому не успел похвастать своим сочинением, даже как-то приподня­ ло настроение. Вскоре я забыл про свою песенку и побежал играть. Но с этого дня я стал замечать за собой странное. Только я брал в руки что-либо пишущее, как, дома ли, на школьном ли уроке, у меня сами собой, по­ мимо моего желания, выходили стихи. Долгое время я вел борьбу с появившейся привычкой, но, к счастью или к сожалению — точно не знаю,— справиться с нею не удалось. Я не могу объяснить, откуда это взялось во мне, откуда это берет­ ся в других, но думаю, в воздухе над землей носится нечто подобное облаку,— может быть, сгусток излучения неизвестной физической при­ роды,— что, прошивая с головы до пят, поляризует клетки организма каким-то новым образом и сообщает ему свойства, не присущие ранее. Если я-скажу, что где-то в воздухе сейчас летают десять рублей, то вряд ли это прозвучит убедительно. Но как вы тогда объясните сле­ дующий факт. Наш забор похож на грабли, перевернутые зубьями вверх. И чего только не застрянет в нем после каждого ветра: и сено, и солома, а распакуют в раймаге ящик с чем-нибудь, так и оберточная бумага з а ­ летит; задержит он и газету, вырванную у кого-нибудь из рук, и какую-