Сибирские огни, 1974, №8
с маху зачеркивать прошлое национальной литературы, надо наряду со слабостями в творчестве классиков замечать и зеленую жизненную ветвь, растущую от них в наши дни! Спор разгорался, расширялся, за хватывал все более широкие темы, касающиеся национальной культу ры, языка... Я был в числе тех, кто стоял «за Башарина», я говорил: кто не лю бит по-настоящему свой язык, способен ли тот вообще любить что-либо. Кажется, мысль настолько естественная и здоровая, что и спорить нече го. Но в те времена наша стычка зашла так далеко, иные мнения в ин ституте восторжествовали столь решительно, что я в конце концов остал ся без работы, был публично разруган как неисправимый поборник ста рины, не видящий дальше своего носа. Своим суровым оппонентам я решил ответить стихом, и в тот 1УМ год написал стихотворение «Мой русский язык», которым я очень доро жу, поскольку оно родилось в трудную для меня пору и было плодом серьезных раздумий о жизни и творчестве. Я писал о том, как люблю свой красивый и певучий якутский язык и какое счастье творить на нем, зиая, что всегда рядом, всегда, как верная поддержка, встает могучий русский язык, который открыл мне и всем моим землякам доступ к ми ровым культурным сокровищницам, который стал связующим звеном между тружениками разных наций, разных частей света. Русский язык — это как судьба, как счастье, он — язык Ленина! Стихотворение «Мой русский язык» вместе с подстрочным перево дом я послал в «Литературную газету», которую тогда редактировал Константин Симонов. Стихи, видимо, заинтересовали его. Редакция по просила перевести их Михаила Львова. Тот сделал это, как .потом рас сказывал, быстро и с охотой, стихи появились в газете. Наш Союз — союз свободных наций С алым стягом братства на древке, Меж собой привыкших изъясняться Н а великом русском языке... Эти стихи потом часто перепечатывались, их цитировал в своем труде о языке академик В. В. Виноградов, они вошли в учеоники. А мы с переводчиком Михаилом Львовым с тех пор стали задушевными друзьями, в его переводах вышло еще много других моих стихотворении. После пединститута я работал некоторое время школьным учите лем в Мархе, преподавал литературу в музыкально-художественном училище. В 1955 году меня послали самого учиться — на Высшие лите ратурные курсы в Москву. Не знаю, как для кого, а для меня эти курсы стали, что называется, золотой порой творчества. Вот когда я много писал! И насколько серьез ней стали мои взгляды на жизнь и на писательскую задачу особенно после памятных встреч литераторов-слушателей с М. Шолоховым, К л и моновым, Я. Смеляковым, М. Исаковским, А. Прокофьевым... В первый год Высших литературных курсов (1955/56) слушатели жили под Москвой, в дачном писательском городке Переделкино. В переделкинских лесах мне довелось однажды добрых полдня про вести в обществе Надыма Хикмета, замечательного турецкого поэта- коммуниста. Много лет находящийся в изгнании, он сильно тосковал по своей далекой родине, по родной турецкой речи, потому особенно любил поговорить с человеком тюркской народности, радовался родственным созвучиям, знакомым словам. Он говорил мне: Понимаешь, как далеко разбросала судьба единокровные наро ды? Разбросала, но люди не забыли своего материнского языка, своих обычаев. Разве это не здорово, что и турок, взглянув на светлое солнце,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2