Сибирские огни, 1974, №8

Моя школьная жизнь началась в интернате Чымадай. Первой мо­ ей учительницей была русская девушка Вера Ивановна Ванечук. По- якутски она говорила ничуть не хуже меня. И была вся белая, русая — среди черноволосых и смуглых якутов словно белая чайка в чернопе­ рой стае. И улыбка у нее была такая открытая. Это от нее я впервые узнал, что есть буква «а» и есть буква «б», что живу я в России, узнал, как пишется «Ленин», как мое собственное имя. Неудивительно, что по­ рой мне кажется — вся сознательная жизнь моя тогда-то и началась, от этих первых слов, произнесенных Верой Ивановной. Добрая и ласковая, она брала меня к себе, в свою комнату, когда я болел, выхаживала меня. До сих пор чувство великой благодарности переполняет мне душу при воспоминании о первой учительнице. И жуткий стыд за свое неос­ мысленное предательство: какие-то взрослые парни подбили меня ста­ щить у Веры Ивановны из-под подушки дорогие ей письма от любимо­ го человека, и эти письма они потом читали с дурацким смехом... Ста­ рый человек, а и сегодня не могу себе простить совершенного в дале­ ком детстве. Так я и не сумел потом разыскать Веру Ивановну Ване­ чук в большой нашей Якутии, очень жалею об этом. 1927 год для меня был годом тех реальных исторических событий, о которых я только что вспоминал,— завершалась великая революция в якутском краю. Я уже учился во втором классе, в Бердигястяхе. Село это было небольшое, всего несколько домишек, убогих лачуг, церковь, здание школы всего в пять комнат, да дом попа, да жилье церковного старосты... Наша учительница Анна Романовна была женой известно­ го белобандита Костюна Стручкова и, возможно, сама была связана с бандой. Главари банды время от времени наезжали к ней в гости,— после таких посещений наша учительница становилась щедрой на хо­ рошие отметки, заметно веселела. Зато слухи о победах красных ввер­ гали ее в уныние, смуглое лицо нашей наставницы с раскосыми бесцвет­ ными глазами становилось зловещим, темнело. Наказания за любую провинность сыпались на нас без числа — ставила нас она голыми ко­ ленями на шершавое полено, сажала в темный погреб. Однажды стручковцы устроили в селе засаду героическому крас­ ному отряду Ивана Строда, который двигался от Якутска. Мы, маль­ чишки из интерната, пережили тревожную ночь — все ждали первых выстрелов, чтобы дать тягу в Эбэ — местность в трех верстах от села. Не могу без улыбки вспомнить, как лихорадочно пытался увязать од­ ним ремешком запасы провизии, старые торбаса и стопку книжек —• думал спасать под пулями свое скудное добро. Но сражения так и не произошло — Строда успели своевременно предупредить о засаде. Вернувшись с Алдана, мои родители недолго пожили в родной из­ бушке — пришлось бежать в дальнюю местность Джоргонтое: теперь стручковская угроза нависла непосредственно над нашей семьей. К то­ му было сразу несколько причин — несговорчивый характер отца, пре­ жде всего. Вдобавок стало известно, что его шурин Иннокентий Тимо­ феев пошел проводником в красный отряд. А в селе на нас точил зубы возымевший при бандитах большую власть князек Матвей Него- рок, с которым дедушка был в давней и жестокой ссоре. Словом, как говорят русские, куда ни кинь, везде клин. Вскоре и меня тайком увезли из интерната в Джоргонтой. Я при­ вез с собой буденовку с красной звездой, собирался щеголять в новых местах, однако мать в страхе отобрала ее у меня, постаралась запря­ тать как можно дальше, в конце концов выкроила рукавицы — только звезда одна сохранилась.