Сибирские огни, 1974, №8
бо, ом возглавляет народную дружину при домоуправлении, ведет беспощадную борь бу с хулиганами и бандитами. Главное со бытие повести, собственно, и составляет один из эпизодов его «бригадмильской» де ятельности — схватка с матерым рецидиви стом Седым. Сама эта схватка занимает в повести всего две страницы (причем «пода на» Б. Жигановым превосходно, с истинно кинематографической роскошью), но-— бог ты мой! — сколько потребовалось молодо му автору дополнительных эпизодов и це лых глав, чтобы обосновать, почему поеди нок Сергея с Седым произошел именно в парке во время танцев. Тут и история не удачной любви Сергея к Тане, и предшест вующая ей но времени, но рассказанная позднее история первого увлечения Сергея, и почти опереточная сцена в домоуправле нии между Кравцовым и матерью Седого, бывшей актрисой, и со смаком описанная попойка на квартире у некой Эллы, и рассказ об отце Сергея — старом че кисте... У,мом, конечно, понимаешь, зачем понадо билась автору эта густая событийность; пи сатель хотел создать многосторонний харак тер, подвергнуть своего героя испытанию на прочность в самых различных обстоя тельствах и ситуациях. Но такая «много сторонность» слишком уж отдает газетчи- ной и, в конечном счете, мешает автору соз дать по-настоящему цельный характер. Как и вся повесть, характер героя получился «склеенным», потому что, создавая его, ав тор руководствовался чисто репортерским правилом — привести как можно больше «положительных» примеров из жизни героя. Однако то, что годится для газетного ж ан ра,— для художественного произведения может оказаться не только недостаточным, но и противопоказанным. Ибо сумма добро детелей, какой бы кругленькой и внуши тельной она ни выглядела,— не есть еще цельный, законченный образ. В торая повесть Б. Ж иганова «Старый причал» в смысле сюжета и композиции выглядит несколько «стройнее», да и сам герой представляет собой характер вполне законченный. Однако и в этой повести сра зу обнаруживаеш ь один существенный и зъ ян: дело в том, что «Старый причал» и сюже том своим, и героем весьма и весьма напо минает нам многочисленные «исповедаль ные» произведения. История о том, как мо лодой парень, начинающий журналист, бро сив учебу в университете, уехал на Север «познать себя и жизнь»,— самобытностью, прямо скаж ем , не блещет. Таких историй рассказано в нашей молодой литературе, в том числе и сибирской, уже предостаточно. Б. Ж иганов, поведав нам еще об одном «побеге за романтикой», к сожалению, не сумел избеж ать многих традиционных хо дов, присущих «исповедальным» повестям. В «Старом причале» есть немало довольно- таки банальных эпизодов и сцен, как, напри мер, роман героя с официанткой Ниной или глава, где рассказывается, как герой чуть не замерз во время командировки,— так сказать, первое жестокое жизненное испы тание; есть в повести и досужие раздумья на тему «как жить дальше?» («Можно бы махнуть, например, в геологи... Ну, а мо жет, все-таки не в геологию, а в море?.. А то еще — полярником на дрейфующую станцию «Северный полюс»... и т. д. и т. п.). Однако при всех этих очевидных «расхо- жестях» и «похожестях» Б. Ж иганову уда ется -внести в традиционную схему нечто свое, делающее его повесть пусть малень ким, но все ж е -шагом вперед в разработке характера современного молодого интелли гента. «Проветрив» и «-прокалив» своего ге роя на северных метелях и жестоких кам чатских -морозах, Б. Ж иганов заставляет его вернуться обратно. Не на романтичеек-о-м Севере -нашел Евгений Семенов свое счастье, а в тихом уральском городке, откуда при ехал и где осталась Марина — его первая юношеская любовь. И это возвращение к «старому причалу» — ,не просто оригиналь ный сюжетный ход. Б. Ж иганов здесь как бы спорит с традиционным «исповедаль ным» героем, для которого главным смыс лом жизни было «вечное движение», -непо седливость, .романтическое бродяжничество; утверж дает мысль о нерасторжимой связи человека с местом, где он родился и вырос. В это-м смысле весьма примечателен мо-но- лог старого журналиста Колосовск-ого, на путствующего героя перед обратной доро гой: «Да, сейчас сложное время... и очень -модно великое пилигримств-о молодых на природу — в Сибирь, на Север, в необжи тые места. И много, ох, много тут путано го, своих трагедий и мучительных узлов... Я -ведь здесь почти тринадцать лет,— сколь ко вашего брата перевидал! И все в чем-то схожи. Бегут очертя голову в дальние страны,— кого гонит мечта, романтическая идея, а кого и -честолюбие, скука, пустота жизни. Им каж ется: все возможно, все до стижимо, но не тут-то было! Не так просто завоевать этот мир с ходу,, взять жизнь за грудки! И начинают рушиться самые верные расчеты, с треском летят планы, набивают ся шишки, и с удивлением обнаруживает наш пили-прим, что вовсе не он -вертит своей судьбой, а она — и,м; и д аж е самой про стой, -неприметной с виду девчо-н-ки, самой простой, серой деревеньки где-то в глуби не Р-оссии не -в силах он -выбросить из серд ца — оно хранит их в себе, тоскует и бо лит...» Конечно же, такие рассуждения отнюдь не претендуют на -непререкаемость, -но перед нами очевидная по-пыша по-своему осмыс лить то явление, которое Б. Ж-ига-нов очень точно -наз-вал «-пилипримством» я в котором ему видится одна из примет н-ашего време ни. Книгу «Болевой п-рием» написал автор молодой, только-только входящий в литера туру. И станет ли это «вхождение» началом постепенного восхождения на вершины ли тературного мастерства, зависит, прежде всего, от самого Б. Жига-нова, от того, как о-н сумеет распорядиться своим даровани ем, какой опыт извлечет из своего дебюта. Но то пбкаж ет лишь будущее. В. ШАПОШНИКОВ
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2