Сибирские огни, 1974, №8

вал от безделья. К ак только тот занялся де­ лом, так и у черта появилось занятие — мешать, вредить, пакостить. Так дух сози­ дания сталкивается с силой разрушения. Причем, сначала они сталкиваю тся тоже очень смешно, буквально лбами, в кромеш ­ ной тьме мироздания. Бог усаживается в свою люльку-облако и вместе с ангелами устремляется на землю. И какая тут закипела работа! Бог и архан­ гелы в невероятном темпе расчищают зем ­ лю, передают друг другу камни-валуны , ко­ торые нарочно накидал черт, саж аю т р ом аш ­ ки, изо всех сил благоустраиваю т земной рай. И все это без малейшей передышки, без «перекура». Добрый и деятельный бог не лишен м а­ леньких слабостей — он с удовольствием слушает сладкие, невинно-подобострастные хвалы ангелов, то и дело справляет м алень­ кие «юбилейные торж ества», тает от удо­ вольствия и умиления, когда ангелы с ар­ хангелами водят вокруг него благонравны е и благочестивые хороводы. Но м ало-помалу он снова задумывается, и тут его- осеняет самая великая мысль — создать человека по своему образу и подобию, поселить его в раю. И вот возникает одна из луч­ ших сцен спектакля — сцена рождения Адама. Надо сказать, что партии Адам а и Евы очень трудны для исполнения не только в своих танцевальных кульминациях, но и в эпизодах трогательной «неповоротливости», детской неуклюжести, когда Адам и Е ва учатся стоять, ступать по только что соз­ данной и еще безгрешной земле. Актеры показывают, как первые люди учатся ходить, но для того, чтобы сделать это так убедительно и ярко, нуж но обладать поистине виртуозным танцевальным мастер­ ством. Д ля того, чтобы сам а детская неук­ люжесть, неловкость, угловатость стала предметом пластической эстетики, пластиче­ ского искусства, требуются немалое техни­ ческое умение, первоклассная ш кола, изощ ­ ренная хореографическая ф аатазия. Вот только что сотворенный Адам протя­ гивает в воздух руку движением одновре­ менно беспомощным и требовательным. И, кажется, что слышишь «извечный» звонкий крик ребенка — «дай, дай, дай!» З а л сме­ ется, когда Ада.м, подобно множ еству м ла­ денцев, засовывает себе в рот большой па­ лец собственной ноги. Природа комедийного эффекта очень про­ ста — взрослый, атлетически сложенный юноша ведет себя как впервые встающий на нетвердые ножки младенец. Пож алуй, могло бы^получиться грубо, но вкус и юмор балет­ мейстеров и актеров делают эти эпизоды изящными, этот пластический «лепет», .дет­ ские «придыхания» в движениях вы зы ваю т в зале сочувственную и добрую улыбку. Адам абсолютно простодушен и .непосред­ ствен, весь поглощен познанием мира, его любознательность не знает предела. Его .ни­ чего не стоит сбить с толку, обучить ду р ­ ным манерам, толкнуть на любую выходку. А когда Черт показы вает ему обольститель­ ную Чертовку, он совсем шалеет, теряет об­ ретенный с таким трудом облик человече­ ский. И Богу стоит немалых трудов вернуть его на стезю добродетели. Е ва рож дается по-другому — это венец творения, самое великое и прекрасное чудо в мире. Она-то не будет несу.разно тянуть ногу в рот, она рассм атривает свои ноги со­ средоточенно, уважительно, как нечто дико­ винное, достойное восхищения. Собственная хрупкость заставляет ее относиться к окру­ ж ающ ему с некоторой опаской, она увере­ на, что кто-то долж ен ей служ ить, охранять и защ ищ ать ее. Сотворив Адама и Еву, бог теперь обуян страстью отцовства. Он буквально трясется над Адамом и Евой; их проказы , непослу­ ш ание, излиш няя любознательность приво­ д я т его в полное отчаяние. К огда Адам и Е ва тянутся к запретному плоду, бог для острастки прогоняет их за ворота рая, и они д р ож ат там от холода и страха. Припугнув и проучив таким образом ш алунов, бог впу­ скает их в рай, где снова начинаются безм я­ тежны е игры, вождение хороводов с анге­ лами, которые могут служ ить примером д о ­ школьной добродетели и послушания. Опять появляю тся Чертовка и Черт. Н ачи­ наю тся адская вакханалия, неистовые орги­ астические танцы. Ч ерт соблазняет Адам а и Е ву запретным плодом, они тянутся к ябло­ ку и... попадаю т в объятия друг друга. К асаткина и Василёв всячески подчерки­ вают и в либретто, и на сцене, что Ч ерт к пробуждению чувства любви не имеет ника­ кого отношения, что Адам и Е ва потянулись друг к другу вовсе не потому, что вкусили запретного плода яблони, посаж енной чер­ том. Черт, носитель зла и разруш ения, не мож ет быть причастен к возникновению вы ­ сокого чувства любви. Н адо оказать, что упорное ж елание чер­ та смутить безмятежный покой идиллическо­ го сущ ествования Адам а и Евы в раю не м ож ет вы звать серьезного протеста у зрите­ лей. В конце концов, сколько мож ет длить­ ся райское благоденствие, эта младенческая пастораль, это «золотое детство»? Поэтому усилия черта разрушить хрустальную яс­ ность райского «детского сада» с хоровода­ ми типа «испекли мы каравай» могут вы ­ звать только улыбку, а не возмущение. И здесь возникает одно из основных про­ тиворечий спектакля — нам всячески внуш а­ ют, что черт страшен, коварен и зол, но доб­ родушно-ироническая атмосф ера первых двух актов такова, что Ч ерт с Чертовкой, вписавшись в эту атмосферу, не могут вы­ звать серьезных опасений, мы и к ним не­ вольно относимся с юмором. Собственно го­ воря, .никакого противоречия не было бы, если бы спектакль кончался изгнанием из рая, оставался в рам ках иронической сказ­ ки « а библейские мотивы. Но с момента ухо­ д а Адама и Евы из .рая на землю спектакль переключается в совсем иную тональность, происходит резкая трансформ ация его ж ан ­ ра. Балет устремляется в сф еру философ­ ских обобщений. Люди, уж е лишенные божественной «опе­ ки», сами долж ны отстоять свою любовь и счастье перед лицом страш ны х катаклизмов, испытаний и катастроф . Ч ерт становится Д е ­ моном, стремящимся к уничтожению всего